— Правда, сеньор дон Хесус, этого человека со мной теперь нет, я нанял его довести меня до Панамы, где и отпустил. С тех пор я его не видел… А разве он вам известен?
— Мне?
— Да.
— О! Почти нет, хотя мне довольно часто доводилось иметь дело с подобными субъектами. Этот Хосе… ведь так его зовут, если не ошибаюсь?..
— Да, вы правы.
— …слывет порядочным негодяем, я никогда не хотел принимать услуг этого краснокожего, несмотря на его усиленные просьбы.
— У него в самом деле дурная слава?
— Ничего определенного я про него сказать не могу, но вообще слухи о нем ходят очень невыгодные, и в том, что говорят, полагаю, должна крыться доля истины.
— Так бывает не всегда, сеньор дон Хесус.
— Пожалуй, дон Фернандо, но человек благоразумный от сомнительных дел старается воздерживаться…
— И вы воздерживались от того, чтобы дать работу этому бедняге?
— Признаться, да.
— Вы удивляете меня, так как в Чагресе мне всячески хвалили его.
— Скажите пожалуйста! Впрочем, кто знает? Может быть, он исправился, чего от души ему желаю, хотя позволю себе усомниться.
— Почему же, дон Хесус?
— Да как бы вам сказать… Знаете пословицу, правда, немного пошлую: каков в колыбельке, таким и в могилку?
— Что вы под этим подразумеваете?
— Что хорошие остаются хорошими, а дурные — дурными.
— Полноте, дон Хесус, вы что-то уж слишком строги к этому несчастному.
— И у вас не появилось повода быть недовольным им за все время, пока он находился в вашем распоряжении?
— Ни малейшего, напротив, не мог нахвалиться.
— Значит, все хорошо.
Тут разговор перешел на другие темы, сделался общим между четырьмя путешественниками и вскоре принял характер веселой беседы.
Время шло, было часов шести пополудни, и солнце уже клонилось к горизонту, когда дон Хесус весело объявил, что асиенды дель-Райо они достигнут самое позднее через час, то есть к семи, прежде чем совсем стемнеет: ехали очень быстро и по дороге самой прямой и удобной.
Наши путешественники все скакали, смеясь и разговаривая, когда вдруг один из передовых дал шпоры лошади и помчался вихрем.
— Что это? — вскричал Лоран. — Что там происходит? Асиендадо побледнел.
— Не знаю, — пробормотал он, — не мешало бы осведомиться.
— Сейчас я сделаю это. Юлиан, подай ружье; Мигель, становись во главе, собери всех в кружок около дам и сеньора дона Хесуса и жди тут с пистолетами наготове. Ты ответишь мне головой за тех, кого я поручаю твоей охране.
Эти слова были произнесены резким и повелительным тоном, не допускающим возражения.
Несмотря на естественный испуг, девушки не могли налюбоваться воинственным выражением лица молодого человека, который точно преобразился.
— Будьте спокойны, ваше сиятельство, — хладнокровно ответил Мигель.
— Ради Бога, не бросайте нас, дон Фернандо! — вскричала донья Флора.
— Так надо, — возразил он глухо и, не слушая больше ни слова, помчался во весь опор и в свою очередь мгновенно скрылся из глаз.
Оставшись один и видя, что нечего ждать помощи от асиендадо, который стоял бледный, как смерть, дрожа всем телом, Мигель Баск с трудом поборол улыбку презрения и решился принять командование, которое поручил ему Лоран.
Он собрал весь поезд посреди дороги, поместил дам, дона Хесуса и камеристок в центре группы, своих людей и слуг асиендадо расставил вокруг, а сам отважно стал шагах в четырех или пяти впереди.
— Держать ухо востро! — приказал он.
Он решил храбро встретить лицом опасность, какого бы рода она не была.
Между тем Лоран несся во весь дух, и за ним, не отставая ни на пядь, следовал Шелковинка, который ни за что не хотел бросать его одного. Вскоре Лоран увидел своего передового, который отбивался от четырех беглых негров, окруживших его со всех сторон.
Дон Фернандо был один с Юлианом, другому передовому он велел примкнуть к основному отряду, оставшемуся позади, тем не менее бесстрашный капитан ринулся очертя голову к кучке сражавшихся, крикнув громовым голосом Береговому брату, чтобы он держался.
Однако, подскакав ближе к месту действия, он ясно увидел, в чем дело.
Оказалось, беглых негров было не четверо, как ему смутно представлялось издали, а по меньшей мере пятнадцать, и они наседали на флибустьера и троих индейцев, храбро им сопротивлявшихся. Два негра и один краснокожий уже лежали мертвые на земле.
Шайкой разбойников командовал Каскабель, у его ног лежала распростертая в обмороке женщина.
Лоран сразу понял, что это Аврора, похищенная презренным метисом, а храбро сражавшиеся индейцы, судя по всему, это валла-ваоэ, которые настигли похитителей и старались отбить дочь своего вождя.
— Вперед, Шелковинка, черт побери! Покажем этим негодяям! — вскричал Лоран, вонзив шпоры в бока лошади.
Шелковинка мог при случае заменить взрослого мужчину. Итак, они вдвоем ринулись к сражающимся.
Пора было подоспеть помощи так храбро оборонявшимся флибустьеру и краснокожим.
Лоран и Шелковинка выстрелили в самую гущу противников сперва из ружей, потом из пистолетов и наконец стали наносить удары направо и налево саблями.
Негры, плохо вооруженные, огнестрельного оружия не имели вовсе, им и так приходилось несладко в борьбе, где они брали числом; при внезапном нападении новых противников они решили, что погибли, дрогнули, отступили и старались пробраться ближе к своим лошадям.
— Ей-Богу! Вовремя вы подоспели, капитан, — со смехом воскликнул флибустьер. — Слишком уж много их оказалось у нас в руках.
— Будь спокоен, Гуляка, — ответил Лоран, заряжая ружье и пистолеты, — только дай лошадям перевести дух, и мы покажем этим негодяям.
В эту минуту, как бы по обоюдному согласию, в схватке наступил перерыв: силы и с той, и с другой стороны истощились; но противники отдыхали не долго.
На непонятном для флибустьеров языке Каскабель сказал несколько слов своим товарищам, и те мгновенно, все разом, снова бросились в бой.
Их ждал энергичный отпор. Несмотря на все свои усилия, негры были вынуждены отступать шаг за шагом — правда, тесно сплотившись и лицом к врагу.
Лоран тотчас понял причину этой новой тактики, когда увидал, что Каскабель нагнулся, чтобы взять на руки Аврору, которая продолжала лежать без чувств.
Метис хотел воспользоваться последним отчаянным натиском и в суматохе скрыться со своей добычей. Он поднял девушку, передал ее одному из своих соучастников, вскочил на лошадь и уже наклонился, чтобы подхватить пленницу, которую подавал ему на вытянутых руках негр.
Вдруг одновременно раздались два выстрела: Лоран и Шелковинка прицелились каждый в свою жертву и промаха не дали.
Каскабель испустил яростный рев от боли и умчался во весь опор. Пуля Юлиана раздробила ему правую руку у плеча.
Негр же свалился как сноп, пуля Лорана размозжила ему череп. Падая, убитый увлек за собой и девушку, которая не приходила в себя.
Схватка к этому моменту превратилась в настоящую резню, похитители, загнанные словно дикие звери, отчаянно защищались, но вскоре их осталось не более пяти-шести, по большей части раненных. Брошенные предводителем, и они бросились врассыпную.
Лоран пренебрег погоней за ними. К чему? Разве девушка не была спасена, цела и невредима.
Он предоставил Шелковинке и Гуляке гнаться сколько душе угодно за лошадьми беглецов, которые бросались во все стороны, а сам соскочил наземь и приблизился к Авроре.
Индейцы уже оказали первую помощь девушке, которая лишилась чувств только от испуга.
— Слава Богу! — прошептал он. — Больше мне делать здесь нечего, дочь моего друга спасена.
— Кто ты? — спросил, поднявшись, один из индейцев, человек лет пятидесяти, черты лица которого были отмечены печатью невыразимого благородства и величия.
— Уж не принимаешь ли ты меня за врага? — спросил Лоран с добродушной улыбкой.
— Нет, ты сделал для нас то, на что не решился бы даже преданный друг. Тебе мы обязаны жизнью, честь и свободой дочери нашего любимого вождя. Скажи мне свое имя, чтобы мы могли восхвалять его как имя благодетеля.