Опасность подвергнуться нападению подводных лодок вынуждала британские корабли уходить с налаженных маршрутов за границу дрейфующих льдов. В штабе Деница, напротив, считали, что там атаковать вражеские и нейтральные суда гораздо менее рискованно, чем в открытом море.
Двигатели ревели как бешеные, сотрясая корпус лодки. Капитан-лейтенант подался вперед, как бегун на старте. Желание отличиться переросло в бешеный охотничий азарт. Он на мгновение опустил бинокль, вытер мокрое лицо ладонью и крикнул в открытый люк:
— Передайте машинистам, пусть выжмут из «шарманок» все, что только можно!
Внезапно корабль скрылся за сеткой дождя. Всю ночь сигнальщик напрасно высматривал его. На рассвете он окинул усталым взором горизонт и окончательно убедился, что рефрижератор исчез.
В описаниях нацистских военных корреспондентов боевой поход походил скорее на увеселительную прогулку. Подводники постоянно грубовато подтрунивали друг над другом и даже в самых трудных ситуациях проявляли «истинно германский боевой дух». На самом деле они вели себя совершенно по-другому. Особенно трудно им приходилось в Северном море.
Через два дня сигнальщик заметил вдали две струйки дыма. Командир увеличил резкость мощных цейсовских окуляров, и перед его глазами предстали высокие, чуть скошенные назад трубы и мачты с несколькими торчащими под углом в сорок пять градусов грузовыми стрелами. Нечего было даже и думать о подводной атаке пароходов водоизмещением 18 000 и 22 000 тонн. Субмарина не смогла бы незаметно и достаточно быстро подобраться к ним. Матес решил дождаться темноты и произвести залп в надводном положении. Стрелка часов ползла как черепаха, медленно отмеряя минуты и секунды. На северо-западе, там, где солнце погрузилось в воду, остался чуть искрящийся светлый отблеск.
Лодка на полном ходу развернулась, и силуэты обоих кораблей четко обозначились на горизонте. Кожаные тужурки и свитера уже не спасали от холода. Около полуночи Матес приказал лечь на боевой курс. В центральном посту слышалось только мерное жужжание приборов и напряженное дыхание людей. Кое-кто из них в душе желал лишь как можно скорее выпустить торпеды — пусть даже безрезультатно — и вернуться на базу.
Матес налег грудью на перископ, наводя его на цель, и истерично выкрикнул:
— Первый аппарат, пли!
Стоявшие на мостике почти не ощутили легкий толчок. В центральном посту старшему механику показалось, что секундомер отсчитывал не секунды, а часы — так долго тянулось время. Вскоре уже почти никто не сомневался в том, что они промахнулись. Вряд ли на считавшейся более надежной парогазовой торпеде «Г-7а» отказал взрыватель.
Командир обвел суровым взглядом застывших, как изваяния, подчиненных и приказал описать круг, чтобы еще раз выйти на боевую позицию. Он был твердо убежден в том, что след торпеды остался незамеченным.
Вскоре нос подлодки был точно направлен на выгнутый мостик транспорта. Командир минно-торпедной части предложил выстрелить одновременно двумя торпедами. Матес одобрительно кивнул в ответ.
— Второй и третий аппараты к залпу готовы!
Торпеды одна за другой вырвались наружу. Им предстояло преодолеть расстояние в 220 метров.
У правого борта судна вровень с мостиком с грохотом поднялся огромный огненный столб. Корабль буквально распался на две части, которые почти сразу же затонули. Командир «У-44» жадно отхлебнул кофе прямо из горлышка термоса и приказал подойти поближе. Среди коротких и крутых волн он не заметил ни одной головы. Значит, никому из команды не удалось спастись.
Лицо Матеса сделалось сосредоточенным и строгим. Он уже прикинул, что сегодня может добиться заветной цифры в 40 000 тонн и тогда Рыцарский крест ему почти гарантирован.
Всю ночь сигнальщики до рези в глазах всматривались в темноту, пытаясь что-нибудь рассмотреть. Лодка непрерывно маневрировала, но так и не сумела обнаружить второй корабль. Когда забрезжил рассвет, стало ясно, что дальнейшие поиски ни к чему не приведут. Пароход, резко изменив курс и увеличив скорость, сумел под покровом ночи уйти от погони.
Последующие несколько дней боевого плавания в Северном море не отличались разнообразием. Отстояв вахту, усталые и насквозь продрогшие моряки валились на койки и засыпали мертвым сном, а их сменщики привычно занимали свои места. Правда, первые два часа на подлодке царило радостное оживление, но постепенно подводники как-то сникли и каждый задумался о своем. Старшина механиков, садясь обедать, процедил сквозь зубы: