В начале августа ночи в здешних широтах очень короткие. Все члены экипажа постоянно находились на боевых постах. В небе регулярно появлялись советские самолеты, а из-за горизонта в любую минуту могли выскочить торпедные катера. Поэтому лодка была вынуждена находиться под водой, и инженер-механик во время недолгого надводного плавания едва успевал подзарядить батареи.
— Дьявольщина! — в сердцах пробормотал Миттельштедт. — Это же полный идиотизм: использовать подлодки в таком замкнутом морском пространстве!
В очередной раз из-за солнца вынырнул самолет-разведчик, субмарина спешно погрузилась, и командир, боясь быть замеченным с воздуха, не осмелился даже выдвинуть перископ. Лодка шла, вплотную соприкасаясь с поверхностью моря, и пилот, снизившись, вполне мог разглядеть ее очертания. Но больше всего командира беспокоили мины. Старший радист уверял, что слышал, как якорный трос мины со скрежетом терся о борт.
— Что вы стоите и глаза таращите, словно глупый теленок? А ну-ка живо за дело! — набросился Миттельштедт на инженер-механика.
— Я не позволю так со мной разговаривать, господин каплейт. Как офицер я требую…
Страшный грохот заглушил последние слова, через пробоины внутрь мощными струями хлынула вода, тяжелым грузом заполняя отсеки и прижимая к стенке людские тела. Затем все вокруг погрузилось во тьму и наступила тишина.
Водяной гейзер медленно осел, разбрасывая возле себя широкие круги, и на поверхность выбросило два огромных пузыря.
Непомерные притязания
Заканчивался 1941 год. На базах на побережье Атлантики уже не хватало места, поскольку каждую погибшую подлодку немедленно заменяли две-три новые субмарины. Во второй половине года на боевых позициях постоянно находилось около 45 подводных лодок. Это позволило расширить масштабы применения «тактики волчьей стаи». Но у Деница, которого тем временем произвели в вице-адмиралы, хватало причин для беспокойства.
Из-за усовершенствованной системы конвоирования в последние месяцы 1941 года на одну подводную лодку приходилось гораздо меньшее число потопленных кораблей, чем вначале. Соответственно увеличились и потери. В ноябре было уничтожено 5, а в декабре даже 10 субмарин.
На сухопутном театре военных действий ситуация в целом также складывалась не в пользу вермахта. Несмотря на внезапность нападения, огромные потери в живой силе и технике и сдачу многих крупных промышленных центров, бойцы Красной Армии уже в июле начали оказывать сопротивление. Все помыслы гитлеровского руководства были сосредоточены на взятии Москвы. Но именно в Подмосковье был развеян миф о непобедимости вермахта. 5–6 декабря 1941 года советские дивизии прямо с марша перешли в контрнаступление на почти трехсоткилометровом фронте. Уже 8 декабря Гитлер был вынужден отдать приказ о переходе к обороне, а еще через 11 дней взял на себя командование сухопутными войсками. Однако еще до поражения под Москвой многие немцы открыто высказывали сомнения в победоносном исходе войны. 8 сентября нацистские лидеры получили очередной секретный отчет Службы безопасности, в котором прямо говорилось: «Часть населения по-прежнему твердо убеждена в том, что Англии с помощью США удалось создать на северном маршруте достаточно эффективную систему противолодочной обороны. Сообщения о потерях англичан в торговом тоннаже за прошлый месяц были прокомментированы следующими фразами: „У них еще столько кораблей“ или „Нам просто еще раз случайно повезло“. Многие открыто утверждают, что блокада сама по себе не приведет к поражению Англии».
Вместе с тем Дениц и его окружение смогли извлечь пользу из резкого ухудшения отношений с США.
Правительство этой страны 5 сентября 1939 года объявило о своем нейтралитете и наложило эмбарго на поставки вооружения и военных материалов в воюющие государства. Группа влиятельных политических деятелей — так называемые изоляционисты — настаивала на строгом соблюдении закона в надежде, что отсутствие помощи со стороны США заставит западные державы примириться с нацистской Германией и создать вместе с ней антисоветский блок. Другое направление в американской политике возглавлял президент Рузвельт. Его сторонники требовали оказать всемерную поддержку Англии и Франции. Они отстаивали интересы монополий, вложивших значительные финансовые средства в экономику стран Западной Европы, а также Ближнего и Среднего Востока, и всерьез опасавшихся, что победа германского империализма создаст непосредственную угрозу их инвестициям. Большинство населения поддерживало Рузвельта и его последователей. Они понимали, что политика изоляционизма несовместима с национальными интересами США. Их число еще более возросло после разбойничьего нападения на Советский Союз.