Ночью Кеннер и Мессенджер вышли на палубу проведать Паркера.
– Что показывает теперь лаг? – спросил его Мессенджер.
– Кажется, 16 узлов, – был ответ.
– А не прибавить ли ходу до 20 узлов?
– Извольте, – согласился помощник шкипера, – я сейчас дам команду. Только не рассердился бы капитан!
– Пошлите его ко мне! – проговорил Мессенджер, и, взяв Кеннера за руку, они пошли к тому месту, где брезентом было закрыто разбитое окно.
– Я, может быть, туп, Принц, – сказал Кеннер, – но не могу представить себе, что мы действительно участвуем в этом деле!
– Если вы сомневаетесь, – отвечал его собеседник, – то пойдите вниз и выкупайтесь там в деньгах!
– Они действительно там, хотя нужно уметь считать, чтобы узнать стоимость миллиона фунтов стерлингов в долларах. Только подумать, что вы и я решились на это после нашего разговора с юношей в Монако!
– Ровно три месяца тому назад, – проговорил Мессенджер, – и менее недели с тех пор, как я сказал вам, что мои планы великолепны. Всегда есть риск в такой борьбе, как эта, и если сделаешь ошибку, то надо уметь ее поправить. Моя ошибка была сравнительно невелика, но ее последствия были обширны. Я не сомневаюсь, что помощника капитана подобрало какое-нибудь судно и об этом уже написано в Лондоне буквами величиной с вашу ногу, а она довольно большая, Кеннер!
– Я не понимаю, зачем вы взяли его на судно? – сказал Кеннер задумчиво. – Я бы ни за что не сделал этого!
– Это верно. Удивительно, как вы думаете о многом в то время, когда оно уже больше никому не нужно. Я сомневался в нем, это правда, но положился на чужое мнение относительно помощника капитана. Вот тут-то я и оплошал!
– Знаете, что, – возразил Кеннер, – все время я был на вашей стороне. Большой проект требует большого ума и только одного. Слишком много умов было замешано в этом деле с тех пор, как мы отплыли, и какой же результат? Мы все находимся в затруднительном положении, но умелых помощников по-прежнему нет у нас. У меня в голове все слышится звон с прошлого вечера, когда мне приснилось, что мы потонули!
– Послушайте, – сказал Мессенджер сердито, – не начинайте снова эту бабью глупость. Я не вижу, чтобы опасность была непреодолима. Она, конечно, велика, но нам нужно зайти в Корунну за углем под чужим именем и рискнуть потом пройти через Долдремз, шансы на успех одинаковы!
Кеннер еще хотел что-то сказать, но вдруг остановился, когда чья-то фигура показалась в окне; вскоре для него стало ясно, что это была фигура Фишера.
– Эй вы, – воскликнул он, – что заставило вас соскочить с постели?
– Не могу спать! – отвечал юноша. – Каждую ночь мне снится что-нибудь неправдоподобное!
– Вы заразились этим от Кеннера, – вставил Мессенджер немного презрительно, – дня три тому назад ему снилось, что у него на груди была гора!
– Мне снилось, что крейсер нас догнал и мы были схвачены, – продолжал Фишер, – право, мне показалось, что вода врывалась в мою каюту, и, только выйдя на палубу, я понял, что ошибаюсь!
– Смотрите! – вдруг проговорил Кеннер, указывая на сноп света, вдруг легший на палубы яхты.
Все обернулись и вскрикнули от ужаса: свет шел с крейсера, находившегося теперь от яхты не более чем в полумиле. Затем раздался пушечный выстрел, за которым послышался ужасный треск стали и дерева. Винты яхты перестали действовать, из машинного отделения стал клубами со свистом выходить пар, и яхта стала заливаться водой. Вскочившие со сна матросы стояли – многие полуобнаженные – немые от ужаса. Разбитое судно тяжело качалось, покрываемое пеной и водой. Его опасные ныряния говорили без всякого сомнения, что конец всему был близок.
В это время казалось невозможным, чтобы «Семирамида» могла продержаться еще хоть час. С крейсера уже перестали стрелять в нее, и каждый на яхте ждал момента, когда оно погрузится в холодное море. Эта неизвестность и факт, что яхта продолжала плыть в таком плохом состоянии, увеличивали страдания людей. Берк покачнулся на палубе при первом ударе, но теперь стоял, бормоча что-то, на мостике. Другие искали защиты у снастей на корме; никто не говорил, не думал ни о чем другом, как о быстром приближении смерти. Снова, как и в прошлый раз, голос одного Джо привел всех в себя.