Спокойной ночи! Какой тут покой, когда стрижи горланят над крышами, а туристы спешат на террасы кафе! Дюваль бродил по улицам наугад. Иногда он останавливался и громко говорил: «В конце–концов мне наплевать! Мне наплевать!» Он честил Веронику, письмо, свой страх, все на свете! Он богат. Нельзя отнять у него эту радость! Только эта мысль и утешала его, давала ему короткую передышку, помогала переносить длинные дни ожидания, которые кончались пышными красками заката на горизонте. Луара вспыхивала огнями. Дюваль облокачивался о перила моста, и вечерний покой разливался в нем. Когда зажигались фонари, он шел обедать, выбирал длинные меню, уходил последним. Через три дня ему вернут жену. Еще три дня…
Он чувствовал слабость, пытался дозвониться до больницы. По телефону пытался объяснить Жанне, как он страдает.
— Бедный месье, — говорила Жанна. — Видно, ваши силы иссякли. Как это ужасно. Думаю, когда вы придете, вас будет ждать сюрприз. Мадам явно лучше. Сегодня она вышла из комы. Ее больше не лихорадит. Конечно, правосторонний паралич остается, но лицо приняло осмысленное выражение. Ее соседка по палате выписалась из больницы. Вы не будете больше стесняться говорить с женой. Я скажу ей о вашем свидании. Думаю, она будет счастлива.
«Чертова дура! Да замолчи же ты!»
— Извините, я очень устал, — прошептал Дюваль.
— Отдыхайте и приходите скорее. Думаю, вас будут ждать с нетерпением.
Голос сестры стал липким от сочувствия. Дюваль швырнул трубку. Нетерперние Вероники! От этого не убежать! Он сел в машину и поехал в ближайший лес. Там, по крайней мере, его не будут преследовать. Он долго ходил, чтобы успокоиться. Итак, мадам лучше. Худшее позади, пусть, и это немало. Остается только вообразить себя наедине с калекой, которая будет следить за тобой ненавидящим взволнованным оком, если вдруг ему вздумается взяться за какую–нибудь ампулу или таблетку. Темный подозрительный взгляд Вероники преследовал его даже здесь, от него не было спасения.
У нее к тому же уцелела рука, она может попросить бумагу и написать кое–что для медсестры, врача, полиции… К счастью, рука левая, но если очень постараться, то можно научиться выводить буквы и написать всего лишь одно слово: убийца.
В затуманенном мозгу Вероники оба происшествия, безусловно, могли слиться в одно… К тому же жандарм непременно придет в больницу, чтобы собрать сведения от самой пострадавшей. Гипотезы… Фантазии… Под деревьями было тихо. На дороге дрожали солнечные пятна, пахло сырой землей, плесенью.
Дюваль подумал о любовнике Вероники. Он как–то упустил его из виду. Существовал ли тот на самом деле? Если да, то он должен ведь был поинтересоваться судьбой Вероники, которая не подает о себе вестей. Дюваль успокаивался, когда воображал себе соперника, не знавшего, куда обратиться, а лишь беспомощно ждавшего вестей, и, наконец, вынужденного сказать себе: «Она оставила меня и вернулась к своему массажисту». Дювалю необходимо было сознавать, что он не один страдает, он даже стал шептать что–то вроде молитвы: «Боже, сделай так, чтобы он существовал! И пусть ищет ее подольше!»
Дюваль пошел по собственным следам к машине и, вернувшись в Блуа как можно позже, позвонил в больницу. Никаких особых новостей. Веронику уже кормят.
— А как вы, месье?
— Так себе. Что–то печень пошаливает.
В ответ получил сочувствия по поводу печени. Советы, от которых можно загнуться.
— Ах, да! — сказала Жанна. — Сумочка вымыта. Я положила ее в свой стол, не забудьте ее захватить. Нашей больной она еще не скоро пригодится.
— Благодарю!
Следующий день Дюваль провел в Туре. В голове его все яснее проступал один план. Ему нравились здешние окрестности. Не купить ли здесь жилье? Просторный дом, в котором можно разместить восстановительный центр, где Вероника будет такая же больная, как и другие, тогда никто не сможет упрекнуть его в пренебрежении к жене, и в то же время он мог бы освободиться от нее. Таким образом, он осуществил бы свою давнюю мечту и сохранил внешние приличия. Более того, если он окружит Веронику внимательным уходом, или приставит к ней опытную сиделку, кто всерьез станет верить этому письму «в случае смерти». Достаточно того, что он дорого платит за свою ошибку.
Дюваль забыл о вчерашних мрачных мыслях. Чем больше он думал о своих новых намерениях, тем больше они ему нравились. Теперь не могло быть и речи о разводе, а раз так, то подобный план будет как раз кстати. Он просмотрел объявления различных агентств: домов на продажу было полно, некоторые даже с охотой и рыбалкой. Главное — не спешить! Нужно сначала составить список из наиболее приемлемых предложений и их посмотреть… Есть чем занять дни в Блуа. Назавтра он выехал в Шинон, Монбазон, Азей–ле–Ридо. По дороге он сделал замечательное открытие: оказывается, раньше он не знал своей родины. Ему по душе пришелся этот край с медленными реками, садами, парками под слегка затуманенным, скорее серым, чем голубым небом. Он вернулся в Блуа с чувством радости и был так сердечен по телефону с медсестрой, что та удивилась:
— Вы поправились, месье Дюваль?
— Да. Кризис прошел.
— Хорошо. Здесь все тоже потихоньку налаживается. У нашей больной живой взгляд и левая рука слегка двигается, она открывает и закрывает глаза. Вы удивитесь улучшению. Мы вас завтра увидим?
— Непременно.
— Мы припарадимся к встрече.
Вот так всегда: когда нужно сказать глупость, она тут как тут. Впервые за долгое время Дюваль спал без снотворного. Сердце его немного участило сокращения, когда он входил в больницу. Дюваль прикинул: он не видел Вероники с той ночи на шоссе. И вот теперь эта встреча, оттягивать которую уже было неприлично…
Он поднялся по лестнице сквозь толпу посетителей. Жанна уже ждала его возпе стола старшей сестры. Она протянула ему пакет, заклеенный липкой лентой.
— Вот сумочка, месье Дюваль. Вы, конечно, о ней забыли. Она понизила голос:
— Вы ведь ненадолго?… Доктор разрешил всего на пять минут. Вы понимаете. Она перенесла шок… Больная и без того слишком много двигается, поскольку не может говорить. Как только она узнала о вашем визите, ей стало хуже.
Она пригласила Дюваля пройти в палату, сама осталась у двери.
— Пять минут. Будьте благоразумны… Я пойду в одиннадцатую и вернусь.
Она открыла дверь, согнулась и сказала слащаво, словно ребенку:
— А кто к нам пришел?… Это ваш муженек, мадам Дюваль… Он мечтает вас обнять.
Дюваль быстро подошел к кровати, чтобы скорее покончить с этим. Он наклонился над больной и замер. У женщины были голубые глаза. Рауль распрямился, повернулся к сестре. Это была не та палата и вовсе не Вероника. Жанна делала ему ободряющие знаки, слезы выступили ей на глаза, когда она прикрывала дверь. Дюваль смотрел на незнакомку. Легкая повязка окружала ей голову, оставляя свободным лицо. Правый глаз был полузакрыт, левый — жив и смотрел на Дюваля с непереносимым упорством. Правая часть рта одеревенела, другая слегка дрожала, словно кожа лошади от мухи.
Дюваль все смотрел на незнакомку. Ему хотелось спросить: «Кто вы?». Он медленно отступил, не сводя взора с голубого глаза, который следил за каждым его движением. Левая рука больной корчилась на одеяле. На руке не было обручального кольца, но рубашка была точь–в–точь как у Вероники. Дюваль словно вор подкрался к шкафу. Все сложенное там белье принадлежало Веронике. Он вынужден был облокотиться на кровать. Незнакомка сделала усилие, от которого раздулось ее горло, и испустила ужасно странный стон. Это уже было слишком. Дюваль побежал к двери, где столкнулся с Жанной.
— Не нужно показывать своего волнения, наоборот, нужно улыбаться, ей необходима поддержка и уверенность. Она ведь вернулась издалека…
— Это сильнее меня…, — бормотал Дюваль. — Извините… Мне необходимо остаться одному.
Лестничный спуск он преодолел с колоссальным трудом. Временами он оглядывался, чтобы убедиться, что никто не следит за ним. Где же тогда Вероника? Где она скрывается? Истина открылась ему позже, когда он сидел в кафе.
Вероника, как доказывает чемодан, вероятно, сопровождала эту женщину. Потом она упала в Луару, что тоже бесспорно, а течение унесло ее тело. На месте же происшествия была найдена незнакомка, документы которой… Дюваль внезапно вспомнил, что в лежавшем перед ним свертке находится сумочка… Он разорвал бумагу. Сумочка была белой. Он никогда не видел ее у Вероники. Содержимое состояло из пудренницы, пилки для ногтей, связки ключей, удостоверения личности.