У нее вырвался короткий сухой смешок.
– Вряд ли ей теперь вздумается кому-то подражать!
Спохватившись, она тут же добавила проникнутым печалью голосом:
– Как мне жаль ее, бедняжку.
– Что-то я не совсем понял, – признался Дюваль, – отчего эта Фабьена имела на нее такое влияние?
– Ну, вы ведь мужчина. Вот вам сразу и лезет в голову: друзья, товарищи… А будь вы женщиной, вы бы знали, что такое безнадежное соперничество. Для Вероники Фабьена была как бы образцом для подражания.
– Пусть так! Но зачем же перенимать ее вкусы!
– Вкусы? Скажете тоже! Не только вкусы, но даже ее манеру одеваться, разговаривать, курить… И смех, и грех. Только так оно все и было. Осечка за осечкой. С этого и пошли наши ссоры. Ну, теперь с этим покончено. Так даже лучше… Что же вы думаете делать дальше? Вам надо работать… Вы не можете оставаться здесь вечно… Я не хочу навязываться, но если вам нужна моя помощь… Увы, я уже привыкла ухаживать за больными. И, если понадобится, стану присматривать за ней, как прежде.
– Благодарю вас, – отрезал Дюваль. – Возможно, когда-нибудь… Но пока, повторяю, не стоит ее утомлять.
– Вы правы. Со мной у нее связаны дурные воспоминания.
– Вот-вот. Выпьете чего-нибудь?
Она вытащила из сумки мужские часы и посмотрела на них.
– Нет, спасибо. Но если бы вы подбросили меня до вокзала, я как раз бы вовремя доехала до Туре, чтобы поспеть на поезд, идущий в Бордо.
– С удовольствием.
Они поднялись. В прихожей она остановилась и указала на второй этаж:
– Она там, наверху?
– Да.
– Мне бы так хотелось взглянуть на нее…
– Послушайте-ка, – сказал Дюваль, – как только дело у нас пойдет на лад, я вас непременно извещу.
– Бритая… вся в шрамах, – прошептала она мечтательно. – Простите, как вы сказали?
– Я говорю, что сообщу вам, как только она пойдет на поправку.
– Ну-ну… А если явится Фабьена, не пускайте ее сюда. Я вижу, вы умеете настоять на своем. Не стесняйтесь, будьте с Вероникой построже. Ей нужна твердая рука.
Дюваль усадил ее в машину. Она оглянулась на дом.
– Для вас двоих он слишком велик, – решила она.
– У вас с собой есть вещи?
– Только чемодан. Он в камере хранения.
Дюваль закрыл ворота на ключ.
– Боитесь, что ее украдут! – заметила она. – Знаете, а ведь я вас совсем не таким представляла. Мне известны вкусы Вероники.
– Вам кажется странным, что она за меня вышла?
На малой скорости он съехал вниз.
– Пожалуй, да, – призналась она, поразмыслив. – Вы так не похожи на… на того, другого.
– А какой он из себя, этот ваш Чарли?
– Высокий, плотный, краснолицый, смахивает на англичанина. Я его видела только один раз, и то мельком. Уж будьте уверены, меня ему не представляли.
– Насколько я знаю, он платит Веронике очень приличные алименты.
Едва Дюваль выговорил эти слова, как сердце у него тревожно сжалось. Об этом он тоже толком не поразмыслил. Как выплачивались эти деньги?
– Он-то? Что-то не верится. Я смотрю, она вам о себе ничего не рассказывала.
– Ничего.
– Вот чудачка! Во всяком случае, я не думаю, чтобы ей много присудили, раз у них не было детей. И знаете что? Мне даже кажется…
Она выглянула из машины, чтобы полюбоваться Луарой, и продолжала:
– Как видно, на жизнь вам с лихвой хватает. Так вот, должно быть, из-за денег она и выскочила за вас сразу после развода.
Это слово буквально взорвалось в мозгу у Дюваля. Ну конечно, деньги! Его миллионы!
– Не хотелось бы злословить, – продолжала она. – Но вы мне симпатичны, и я бы себе не простила, если бы не говорила с вами вполне откровенно. Вероника всегда тратила, не считая. И я частенько гадала, как это ей удается. Надо полагать, ей случалось брать взаймы. Никак иначе это не объяснишь. И еще я теперь понимаю, почему она мне ничего не сообщила, когда вышла за вас замуж.
– Почему же?
– Не обижайтесь, но для нее вы не были такой блестящей партией, как Чарли. Сами посудите: после помещика – простой массажист. Такое случается, но хвастать вроде нечем. Вполне в духе Вероники. Вам неприятно об этом слышать?
Дюваль промолчал. Он смутно чувствовал, что эта женщина, ядовитая, как паук, была права; она нащупала нечто гадкое и в то же время опасное. Из-за всего этого он чуть было не позабыл, что Вероники нет в живых. Он поставил машину напротив вокзала.
– Вы как будто расстроены, – заметила Тереза, доставая багажную квитанцию.
– Скорее удивлен, – поправил он. – Когда мы поженились, деньги водились у нее. У меня их не было.
Они глядели друг на друга вопросительно; чемодан стоял на земле между ними.