Засунув в карманы сжатые кулаки, он вышел из комнаты. И почти сразу раскаялся в своей грубой выходке. Что она станет делать наедине с чистым листом бумаги? Ему бы следовало терпеливо задавать ей вопросы, основательно обсуждать каждую мелочь, даже самую щекотливую… не спешить с выводами… Как знать, нет ли разрыва в цепи его рассуждений? Возможно, она говорила «нет», желая его предостеречь?
Не забыть бы составить список покупок для мадам Депен! Он, как видно, совсем не в себе – и не вспомнил, что в доме нет растительного масла, что нужно купить сухарики. Он открывал дверцы буфета, рассматривал консервные банки и думал о Фабьене. Сможет ли он по-прежнему жить бок о бок с нею? Их будет вечно разделять эта тайна, которую ему никогда не удастся разгадать до конца. Так, макароны, оливки, колбасы… Она любит шкварки. Он достал бумажник. Да ему давно пора заглянуть в банк! Чем скорее, тем лучше. Если бы он мог купить любовь Фабьены… Никакая цена не показалась бы ему слишком высокой. Купить – но не другую Фабьену, а ту, прежнюю, у которой так светились глаза, когда он к ней подходил. Мадам Депен придет только в десять, значит, у него хватит времени заскочить в банк. А она пусть пока выкручивается со своей бумагой как знает.
Он тщательно закрыл за собой калитку. Невольно он ощутил жгучую физическую радость, когда шел к центру города. Прошло уже немало дней, как он не покидал «Укромный приют». Он вел немыслимую жизнь. Принятое им решение оказалось ошибочным. И прежде всего «Укромный приют» плохо влияет на здоровье Фабьены. Разве может она забыть, что сняла этот дом, чтобы прятаться там со своим любовником? А теперь рядом с ней находится ее жертва! Прошлое следует вычеркнуть – и чем скорее, тем лучше. Уехать отсюда! В Швейцарию, в Италию… Поселиться на берегу озера… В новой обстановке для них наступит новая жизнь. А новая жизнь породит новую любовь.
Дюваль понимал, что попросту плетет небылицы, но если бы сейчас его не занимала эта небылица, если бы он не представлял себе заросший цветами дом у озера, то ему впору было бы броситься в Луару.
В банк он явился слишком рано, так что пришлось дожидаться открытия. Снял со счета пятьсот франков. Ему нравилось брать деньги мелкими суммами, словно рантье, которому приходится следить за расходами. На обратном пути он накупил иллюстрированных журналов. Сегодня они забудут о ссоре. Попытаются жить как ни в чем не бывало. И даже поболтают об Италии, о Лаго-Маджоре[11]… Он также приобрел «Голубой путеводитель»[12]. Раз уж она была готова на все, лишь бы разбогатеть, настало время создать для нее хотя бы иллюзию богатства – прекрасный сад с кипарисами… мраморная лестница, ведущая к воде… яхта, отделанная красным деревом… Лишь бы помочь ей забыть, что она уже никогда не сможет ходить и навеки останется вещью в руках равнодушных слуг. Он открыл калитку, на сей раз она оставалась запертой до его прихода. Ему вдруг пришло в голову, что у того, у ее любовника, тоже должны быть ключи от «Укромного приюта», раз уж он решил здесь поселиться. Наверное, это он и приходил в тот раз, когда калитка оказалась незапертой. Он рассчитывал увидеть Веронику, а вместо нее обнаружил Фабьену. Как он тогда поступил? Что мог ей наговорить?.. Об этом надо не забыть расспросить Фабьену. Только не сейчас. Прогулка успокоила Дюваля. Ему хотелось чем-нибудь утешить Фабьену. Подойдя к лестнице, он крикнул:
– Это я. Знаешь, что я тут придумал?
Он улыбался, поднимаясь по ступенькам. Сейчас она повернет к нему восхищенное лицо.
– Тебе бы хотелось поехать в Италию? Я принес путеводитель.
Он остановился на пороге ее комнаты.
– Давай посмотрим его вместе… Ты что, дуешься?
Одеяло сбилось в кучу. Плед валялся на полу.
– Фабьена!.. Ты что, пыталась вставать?
Он бросился к кровати. Фабьена лежала на боку. Лицо ее приобрело фиолетовый оттенок. Он уже все понял, но у него еще хватило сил подойти к окну и распахнуть ставни, чтобы лучше видеть. Потом он вернулся к Фабьене. Красноватые отметины на шее не оставляли никаких сомнений. Ее задушили. Она была мертва.
Он опустился рядом с ней на колени. У него пропало всякое желание говорить. Рядом с ним лежала пустая оболочка. И от него самого осталась одна оболочка. Словно он вдруг дал обет отчаяния – как монахи приносят обет молчания. Он не двигался. Ни о чем не думал. Он отрешился от внешнего мира. Ни время, ни усталость больше не имели для него значения. И все же он вспомнил, что вот-вот должна прийти мадам Депен. Ну нет. Он не желал ее видеть. Да и никого другого! Он встал и спустился в сад. Кожу у него на лице стянуло, дыхание перехватило, будто от сильного холода. Он продвигался вперед мелкими шажками. Земля уходила у него из-под ног. Подождал служанку, стоя у ворот. Он не испытывал нетерпения. Здесь ему не хуже, чем в любом другом месте. Не все ли равно, кто он такой, где находится? А вот и она – с вечной глупой улыбкой на устах и привычкой размахивать руками. Она несла букет. До чего забавно!