Она опустила руки и взглянула на него с неожиданной тоской.
– Можете рассказывать, что хотите, – сказала она.
– Клянусь вам, это правда. Подумайте: прежде всего, все это охотничье облачение, так вас удивившее… вот и объяснение… консервы… я схватил первое попавшееся под руку, когда бежал… Слушайте, вспомнил, еще одна деталь… Бритва! Я позабыл, что здесь напряжение 220 В. Она перегорела, видимо. Вот мне и пришлось отпустить бороду… Хотите посмотреть? Выбросил в мусорное ведро. Могу сходить за ней.
Он ее не убедил, и она медленно вернулась в гостиную.
– Ну, спрашивайте! – выкрикнул он.
– Это самоубийство, – неуверенно начала она. – Человек не может так легко расстаться с жизнью. Особенно, если он предвидел, что однажды его выведут на чистую воду.
– Обратите внимание! Вы забыли внезапность. Мы возвращались с охоты. Он и не подозревал… А кроме того, там была его жена… И я… Его обвинили при нас. И он не выдержал.
– Удивительно!.. Много он присвоил?
– Не знаю. Вероятно, несколько десятков миллионов.
– Он не сознался?.. Вы знаете это только со слов шантажиста?
– Извините меня!.. А его собственные заявления? Мерибель признал свою вину, но не сказал, сколько украл.
– Если бы вас допрашивали в полиции, вы бы рассказали то же самое?
– Естественно.
– И вы думаете, они приняли бы вашу версию? Я лично сомневаюсь.
Наморщив лоб, теребя пальцами уголок подушки, она старалась точнее уловить мысль.
– У полиции, – продолжала она, – есть такие средства проверки, которых у меня нет… Этим вы и пользуетесь… Может, вы выдумали это самоубийство, чтобы произвести на меня впечатление, сыграть выгодную роль.
– Значит я лгу.
– Не знаю… – устало сказала она. – Мне все надоело… вы… ваши несчастья… Отпустите меня!..
Ужасно обиженный, Севр подыскивал доводы, могущие убедить ее.
– У меня есть еще доказательства, – внезапно сказал он.
Он только что вспомнил, что бросил в ящик шкафа бумажник и обручальное кольцо. Он сбегал за ними, положил на диван, между собой и ею.
– Ну что, – сказала она, – бумажник… вижу… и кольцо.
– Это его личные вещи. На кольце даже должны быть его инициалы.
Он взял кольцо, зажег люстру, и, наклонившись, приблизился к свету, чтобы прочесть:
– М.-Л. – Ф…. Филиппу от Мари-Лор… И дата свадьбы… Ну что, я это выдумал, да?
Он поднял на нее глаза и вдруг поразился ненавистью, от которой ее лицо стало похоже на гипсовую маску.
– Вы могли украсть это кольцо и бумажник…
Она живо вскочила и подошла к нему совсем близко, как будто намереваясь ударить.
– Вы могли его убить… В это я бы скорее поверила.
Она вдруг упала на диван и зарыдала. А он, не находя больше никаких аргументов, в отчаянии искал довод, чтобы убедить ее и утешить. Он встал на колени и протянул к ней руку.
– Доминика… Послушайте меня… Вы ведь знаете, что вам нечего меня бояться…
Она подскочила, будто он обжег ее, с силой оттолкнула его, убежала на кухню и закрылась. Расстроенный Севр двинулся за ней, как привидение, отразившись в зеркале гостиной. Измученный он держался за стену.
– Доминика! Прошу вас!
Теперь он уговаривал, прижавшись губами к двери.
– Если б я хотел причинить вам зло, то не стал бы ждать так долго.
– Убирайтесь!
Он подергал ручку, толкнул плечом. В двери не было замка, она, видимо, подперла ее стулом или гладильной доской. Он толкнул сильнее, и дверь на несколько сантиметров поддалась. Он слышал, как она тяжело дышит рядом.
– Доминика… Будьте благоразумны… Я, может, плохо объяснил вам… Я не хочу, чтобы между нами оставались какие бы то ни было недоразумения… Я слишком привязался к вам, Доминика…
Боже мой! Что он говорит! Слова текли из него, как кровь из раны.
– Я люблю вас, Доминика… Вот и все… Вы должны это знать… Человек, который любит вас, не мог убить… Вы понимаете?
Он прислушался. Она застыла на месте, как напуганный зверек. Надо говорить, сказать неважно что, только успокоить ее, усыпить одним лишь звуком голоса.