– Светоуловители работают нормально? – поинтересовался Скэнлон.
– Угу.
– Что ты видишь?
– Все. Внутренность бака. Люк. Все какое-то голубоватое.
– Правильно. Люцифериновый[20] источник света.
– Не слишком тут светло, – сказал Фишер. – Как будто сумерки вокруг.
– Ну, без линз ты бы вообще оказался в кромешной тьме.
И неожиданно так и произошло.
– Эй.
– Не волнуйся, Джерри. Все замечательно. Мы просто выключили свет.
Он лежал в абсолютной темноте. Поплавки извивались на краю зрения.
– Как ты себя чувствуешь, Джерри? Есть ощущения падения? Клаустрофобия?
Он чувствовал, как на него постепенно нисходит спокойствие.
– Нет. Ничего. Я чувствую себя… хорошо…
– Давление как на глубине двух тысяч метров.
– Я его не ощущаю.
А похоже, работа будет не такой уж плохой. Один год. Один год…
– Доктор Скэнлон, – произнес Фишер через какое-то время. Даже начал привыкать к металлическому жужжанию своего нового голоса.
– Я здесь.
– Почему я?
– Что ты имеешь в виду, Джерри?
– Я же, ну, вы знаете, не имел подготовки. Даже после всех тренировок, уверен, есть люди, разбирающиеся в этом гораздо лучше меня. Настоящие инженеры.
– Дело не в том, что ты знаешь, – ответил психиатр. – Дело в том, кто ты.
Фишер знал, кто он. Люди говорили ему это, сколько он себя помнил. И сейчас понятия не имел, какого такого хера это вдруг стало иметь значение.
– И кто же?
Поначалу Джерри решил, что ответа не получит. Но Скэнлон в конце концов заговорил, и в голосе его зазвучало нечто такое, чего Фишер не слышал никогда прежде.
– Ты преадаптированный, – вот что он сказал.
Лифтер
Тихий океан плескался в двух километрах под ногами. Новый груз: психопаты с пустыми глазами. Подъемником управляла огромная пицца с добавочной порцией сыра. Джоэл Кита был, мягко сказать, не в восторге.
По крайней мере, в этот раз он чего-то подобного ждал. В кои-то веки Энергосеть не стала упражняться в теории хаоса за счет его собственной жизни и предупредила обо всем заранее. Куда ветер дует, Кита понял еще за неделю до событий, когда они установили зельц на подъемник вместо Рэя Стерикера. Тот стоял вот в этом самом кокпите, наблюдая за установкой пиццы, и, похоже, размышлял о том, когда это понятие «рабочая безопасность» стало оксюмороном.
– Предполагается, что я должен с этим нянчиться целую неделю, – сказал он тогда.
Джоэл забрался в скаф для обычной предполетной проверки, а Стерикер стоял прямо у пульта управления. Рэй жестом указал вверх, сквозь открытый люк подъемника, где парочка техников налаживала связь с управлением:
– На случай, если эта штука облажается прямо в поле. А потом я ухожу.
– Куда?
Джоэл не мог в это поверить. Рэй курсировал по плато Хуан де Фука вечно, начал еще до геотермальной программы. Он даже был официальным наемным рабочим, когда такие вещи еще казались вполне обычными.
– Может, ненадолго отправлюсь на плиту Горда. А потом кто знает? Скоро все усовершенствуют.
Джоэл посмотрел вверх сквозь открытый люк. Техники возились с квадратной бесцветной коробкой где-то с полметра в длину и в два раза толще запястья Киты.
– И что это за херь? Какой-то автопилот?
– Не простой. Этот может взлетать и садиться. И много чего еще.
Новости не радовали. Люди всегда обрабатывали трехмерную пространственную информацию лучше машин, старавшихся их заменить. Нет, конечно, автоматы могли распознать дерево или здание, когда им на них указывали, но приходили в подлинное замешательство, когда объекты поворачивались хотя бы на несколько градусов. Формы менялись, смещались контрасты и тени, и этим арсенидовым притворщикам всегда нужно было слишком много времени, чтобы откорректировать пространственные карты и признать, что – да, это по-прежнему дерево, и нет, оно не превратилось в нечто иное, кретин, ты просто сменил угол зрения.
В некоторых областях это не представляло проблемы. На океанских просторах, например. Или на шоссе с контролируемым доступом, где у всех машин были идентификационные передатчики. Или даже на привязи у дна гигантского раздавленного пончика, заполненного вакуумом, парящего в воздушном пространстве[21].Это была уважаемая и освященная временем среда обитания для автопилотов чуть ли не с начала века.
Но вот при взлетах и посадках картинка менялась. Слишком много реальных объектов проносилось мимо на огромной скорости, слишком много предметов, на которые приходилось смотреть. Несколько миллиардов лет естественного отбора все еще давали фору, когда скоростная полоса оказывалась настолько забитой.
20
¹