Долганов проложил генеральные курсы — свой и конвоя — циркулем, подсчитал часы и минуты до вероятного сближения. Оставалось не меньше трех часов. Сколько раз, если допустить, безнаказанное приближение «мессершмиттов» и тупорылых «фокке-вульфов», немцы могут определить его силы и укрыться в фиорды, сбежать в узкости под защиту береговых батарей…
С головного катера авангардной группы просигналили: «На пути кораблей плавающие мины». И хотя об этом особо толковалось в базе, Николай Ильич вновь приказал обходить мины, не расстреливая их. Выстрелы и взрывы могли привлечь внимание какого-нибудь дозорного катера.
Скоро три мины, обнажая выпуклые бока с рогульками, показались на волнах, и Бекренев определил:
— Голландские.
На теплой ветви Гольфстрима, против течения которой шел сейчас отряд, мины из Норвежского моря проплывали часто. Ограбив морские порты Европы, гитлеровцы ставили заграждения из итальянских, французских, бельгийских, голландских и датских мин. Море срывало их с якорей и уносило на восток вместе с английскими минами, которые союзники ставили на фарватерах немецких кораблей. После каждого шторма посты и проходящие корабли отмечали движение параллельно Мурманскому побережью целых косяков мин. Днем эти встречи не были страшны для судов с внимательной вахтой и уверенными рулевыми. И сейчас, изменив курс, отряд оставил мины за собой.
Долгий час прошел после этого без всяких происшествий. Бекренев, опасливо поглядев в небо, которое все больше голубело, объявил для зенитчиков готовность «один», и на боевых постах занялись учением. Николай Ильич все замечал, но продолжал думать о бое и тогда, когда семафором выговаривал «Увертливому» за отставание, а «Умному» за шапку дыма, внезапно вырвавшегося из трубы.
Кононова на мостике не было. Петров, отлично выспавшийся с вечера, сказал Долганову, что у летчиков завидный сон. Петрову хотелось поговорить о бое, о том, что, может быть, пора отделить группу катеров, назначенную для маневра, и вообще он нашел бы о чем говорить, потому что был общителен и словоохотлив. Его тяготило, что на мостике, где людей больше, чем во всем экипаже катера, произносят только какие-то уставные командные слова.
Но Николай Ильич не вступал в разговор и коротко ответил, что Кононова разбудят, когда появятся «воробьи». Петров пробовал вступить в разговор с Бекреневым, но командир попросил извинить его, — он начинал с минером тренировку торпедной атаки. Петров начал беседовать с сигнальщиком, но вахтенный командир строго напомнил матросу об его обязанностях, и Петров покраснел до белой полоски подворотничка. «Мальчишка» правильно и деликатно напомнил, что он нарушает распорядок службы. Тогда Петров пожалел, что находится на мостике миноносца, а не стоит рядом с одним из командиров катеров, как Игнатов, и ему не придется сегодня лично определять скорость встречи торпеды с бортом фашиста. И Петров стал ждать боя с таким же молчаливым напряжением, какое было у Долганова, который уже не курил трубку, а только передвигал ее из одного угла рта в другой.
Кононова не пришлось будить. В каюте с задраенным иллюминатором он все-таки мгновенно услышал высокий звук «Яковлевых» и быстро собрался наверх. Он отвечал за действия «воробьев» и «быков» (это были позывные истребителей и штурмовиков на сегодняшний день), и первым делом он проверил, явились ли «воробьи» вовремя.
«Тремя минутами раньше!»
Неловко покачиваясь и упираясь в поручень, чтобы не вызвать боля в ноге, Кононов по-хозяйски смотрел в небо на воздушные корабли. Они перестроились в журавлиную стаю впереди «Упорного», повернули назад, и ведущий, пройдя над фок-мачтой, заглушил все другие звуки резким гулом. Он вдруг превратился в далекую точку. На лицах моряков отразилось восхищение, и Кононов крикнул:
— Азбукин! На личном счету девятнадцать побед. Двух асов сбил… Поговорить с ним сейчас нельзя, вот беда, — сказал он, с жадностью посматривая на назначенный ему радиофон. Но тотчас более важные мысли одолели его, и он спросил:
— Скоро ли?
— Минут сорок — пятьдесят, — помедлив и мысленно определяя место на карте, ответил Долганов. — А впрочем, давай сходим в штурманскую и уточним. Пойдемте, товарищ Петров.
Дивизионный штурман и Кулешов подготавливали одограф к записи эволюции на боевом курсе, и Кулешов спросил: