Даже слишком хорошо, думала она, поднимаясь по лестнице, чтобы прочесть Нику лекцию о правилах поведения и ответственном отношении.
Дилан нравился ей больше, пока оставался фантазией.
В качестве фантазии Дилан по-прежнему не давал ей покоя, всплывая в памяти в самые неподходящие моменты и отвлекая от работы.
В течение целой недели он каждый день под разными предлогами заходил в ресторан: то выпить чашечку кофе, то перекинуться парой слов с Маргред, то перекусить сэндвичем. Причем всегда в разное время, так что она не могла заранее подготовиться, чтобы справиться с волнением, которое испытывала при встрече с ним, или найти себе работу в задних помещениях.
К тому же Реджину бесило, что ее преследуют в этом ее чертовом собственном ресторане. Ресторане ее матери. Она могла постоять за себя. Ей было восемнадцать, когда она убежала в Бостон, свежее мясо в среде работающей в ресторанах братии — вечно полупьяной, сексуально озабоченной или обкуренной. Она научилась не обращать внимания на сальные взгляды уборщиков посуды и их комментарии на испанском, она умела пользоваться локтями — а однажды пришлось схватиться и за нож для разделки мяса, — когда несколько человек окружают тебя, прижимая к плите или загоняя в угол в холодильной камере.
Дилан не прикасался к ней. Он с ней почти не разговаривал. Реджина уже толком и не знала, действительно ли он приходит, чтобы повидать ее, или же просто вынюхивает что-то относительно своей невестки. Эта мысль не нравилась Реджине по целому ряду причин.
Но следил он вовсе не за Маргред.
Когда во время работы — переписывая меню на доске или подавая тарелки через окошко в кухню, — она поднимала глаза, то видела напряженный взгляд черных глаз, как у героя любовного романа. Реджина вздрагивала. Его упорство начинало ее раздражать. И злить. К тому же поползли разговоры.
— Тебе что, больше нечего делать? — спросила она, понизив голос.
У двери какая-то супружеская пара средних лет, с фотоаппаратами и бутылками воды в руках, внимательно читала меню. Ник сидел под столиком и играл с котом.
Дилан на мгновение задержал на ней взгляд. Уголок его рта скривился.
— Нечего.
— А если поехать куда-нибудь? Или поработать?
— Здесь у меня нет работы.
— Ты не ловец лобстеров.
Рыбаки, промышляющие лобстера, — настоящие рыбаки, по крайней мере, — были в море с пяти утра. А сейчас уже начало одиннадцатого.
— Нет, — подтвердил он.
Она стояла перед ним, упершись руками в бока, и ждала.
— Я спасаю имущество с затонувших судов, — наконец сказал он.
Ее брови сдвинулись.
— Ты имеешь в виду обломки кораблей?
— Все, что лежит на дне, принадлежит морю.
— А я слышала, что оно принадлежит нашему правительству.
Он пожал плечами.
— Большинство подводных изысканий выполняются частными ныряльщиками.
— Грабители могил.
Он улыбнулся, слегка приоткрыв зубы.
— Искатели сокровищ.
Из- под стола высунулся Ник.
— А вы когда-нибудь сами находили сокровища?
Он был наказан, ему было запрещено выходить на улицу до трех, пока у Реджины не закончится смена. Антония сказала, что она придает случившемуся слишком большое значение, но ей было все равно. У нее хватало проблем и без того, чтобы по десять раз за день выяснять, где Ник.
Дилан полез в карман и вынул оттуда монету. Реджина увидела, как она блеснула в воздухе, когда он бросил ее Нику.
— Вау! — Ник перевернул монету на ладони, и глаза его восхищенно расширились. — Настоящая?
Дилан кивнул.
— Это серебряный доллар Моргана с головой Свободы.
— Круто.
— Он твой.
— Нет, — сказала Реджина.
— Это всего лишь один доллар, — возразил Ник.
— И далеко не в самом лучшем состоянии, — добавил Дилан.
— Для меня все равно, в каком он состоянии. Он не принимает подарков от посторонних.
Нижняя губа Ника обиженно выпятилась.
— Но…
Она пронзила его взглядом ты-же-слышал-что-я-тебе-сказала-Ники. Она не хотела, чтобы ее сын идеализировал этого парня. Несмотря на то, что Дилан действительно был похож на пирата со своими длинными волосами и этой сексуальной щетиной…
Стоп, сказала она себе. Ей тоже не следует его идеализировать. Это всего лишь еще один парень, сбежавший с острова и ничем не отличающийся от прочих мужчин, о которых она думала и которым отказала за все эти годы. И он определенно ничем их не лучше.
Тех мужчин, с которыми у нее секса не было.
Проклятье!
— Мне жаль, малыш, — сказал Дилан.
— Да уж… — Ник уронил монету на ладонь Дилану. — Мне тоже.
Сын молча отправился в кухню, и Реджина вздохнула.
Дилан сидел, развернувшись к двери и вытянув ноги. Длинные ноги, отметила Реджина. Носки отсутствуют.
— Кто это? — спросил он.
Реджина, проследив за его взглядом, увидела напротив окна ожидавшего на тротуаре Иерихона.
— Это Иерихон Джонс.
Она, как было принято на острове, помахала ему поднятыми пальцами — жест, практически заменявший приветствие. Ветеран войны забросил на плечо рюкзак и скрылся за утлом дома.
— Что ему здесь нужно?
— Ничего. Сэндвич.
Он приходил сюда раз в день или через день. Она давала ему еду через заднюю дверь, когда Антония не видела.
— Я имею в виду, что ему нужно здесь, на острове?
Реджина пожала плечами.
— Может быть, у него просто нет денег на паром, чтобы уехать.
— Это он тебе сказал?
— Я его не спрашивала. Это в обязанности твоего брата входит задавать вопросы людям. А я их просто кормлю.
Дилан, прищурившись, посмотрел на нее.
— Ты добрая, — сказал он почти осуждающе.
— Не всегда. Просто меня достает то, как в нашей стране относятся к солдатам, вернувшимся с войны. Он не должен жить на улице, он…
— …может быть большой проблемой.
— Послушай, он не мешает отдыхающим и не замечен в сексуальных домогательствах. А это все, что мне нужно о нем знать.
— Это немало. И откуда у тебя такая информация?
Она покраснела.
— Это сказал твой брат.
— Где он ночует?
— Иерихон? Не знаю, — раздраженно ответила она. — Как не знаю, где ты ночуешь.
— А хотела бы посмотреть? — вкрадчиво спросил он.
Сердце ее забилось быстрее.
— Н-нет! — Она нервно откашлялась. — Нет. Просто… гостиница переполнена, а большинство квартир было снято несколько месяцев вперед. Если только ты не живешь с родственниками.
Дилан удивленно приподнял брови.
— С новобрачными? Думаю, это не вариант.
Она вытерла руки о передник.
— А дом твоего отца?
Лицо его стало непроницаемым, как у игрока в покер.
— Мы с отцом не разговариваем.
— Но твоя сестра…
— Люси была совсем маленькой, когда я… уехал.
У него была та же манера, что и у Маргред, — делать паузу перед некоторыми словами, как будто английский был ему не родным языком или что-то в этом роде. Реджина снова подумала о том, где он жил и как они познакомились.
— Тем более. Хороший повод узнать ее поближе, — заметила она.
— Ты почему-то вдруг очень начала интересоваться моей личной жизнью.
— Я… — Вот черт! — Я подумала о Люси.
Она два года была учительницей Ника. В первом классе и втором.
— Я этого не знал. — На какое-то мгновение он смутился, чем напомнил прежнего мальчишку, которого мать забрала с острова. — Мы не придавали большого значения семейным отношениям.
Но это было неправдой. Барт Хантер был настолько подавлен уходом жены, что Люси отказалась от места в графстве Камберленд ради того, чтобы работать учителем на острове и вести хозяйство в доме. Калеб был заботливым, любящим братом и после возвращения из Ирака начал мучительный процесс примирения с отцом.
— Ты хотел сказать, что это ты не придавал большого значения семейным отношениям.