Глубокий, незнакомый страх шевельнулся в нем, и Дилан усилием воли заставил себя собраться.
— Мы не знаем, что Иерихон сделал с ней, прежде чем демон оставил его. Не знаем, куда он ушел. Ты должен арестовать тех мужчин снаружи. Тех, что контактировали с ним.
— Я могу только караулить их. Арестовать их я не могу.
Нужны доказательства. Достаточные основания.
— Я могу просканировать их, — предложил Дилан. — Если кто-то из них одержим, я буду об этом знать.
— Это до задницы, одержим он или нет! Я смогу что-то сделать только в том случае, если один из них нарушил закон.
— Человеческие законы для меня ничего не значат. И люди тоже.
Кроме Реджины…
Он тут же отбросил эту мысль.
— Это всегда было твоей проблемой, братишка.
Калеб попытался приподнять лежащего без сознания мужчину.
Брови Дилана сдвинулись.
— Что ты делаешь?
Калеб усадил Иерихона.
— Вытаскиваю его отсюда.
— Он не приведет нас к Реджине. Он даже не сможет ответить на вопросы.
— Сейчас нет, — согласился Калеб. — Может быть, когда очнется.
— И тогда тоже. — Дилан с раздражением следил за тем, как Калеб опустился на здоровое колено и поднял Иерихона. — Демон, похоже, стер его память.
— Но он по-прежнему человек. Он нуждается в помощи.
В медицинском уходе.
Дилан нахмурился. Он не был похож на своего брата. Он не думал о том, что нужно другим.
Это всегда было твоей проблемой, братишка.
Калеб поднялся, покачнулся и, опершись на покалеченное колено, застонал.
Дилан сжал зубы.
— Дай его сюда.
— Я уже справился.
Дилан загородил ему дорогу.
Взгляды их встретились.
Глаза Калеба прищурились. Дилан не знал, что именно тот увидел на его лице, но через мгновение Калеб вздохнул и передал ему Иерихона.
— Не урони.
— Спасибо, — сухо сказал Дилан, принимая от брата его ношу.
У Реджины перехватило дыхание. Вода была по-настоящему холодной. Она хлюпала на уровне ее щиколоток, намочила джинсы.
Она заставляла себя идти вперед, пригибаясь, чтобы не цепляться о свод. Ее руки слепо ощупывали дорогу, сбитые дрожащие пальцы натыкались на шершавые камни. Она боялась воды, боялась того, что, будучи невидимым в темноте, могло жить там.
Она напоминала себе индейку, оттаивающую в мойке после холодильной камеры. Дрожь пробирала ее до костей. Она попросту замерзала. А в воде температура тела будет падать еще быстрее. У нее может быть гипотермия. Она может умереть.
Конечно, она может умереть и просто сидя в темноте в ожидании того, кто никогда за ней не придет.
Она сжимала стучавшие от холода зубы и скользящим шагом продвигалась по неровному дну.
Пресвятая дева Мария, Матерь Божья, не дай мне попасть в расщелину… Подвернуть колено… Споткнуться о камень…
Ноги ее онемели, пальцев она не чувствовала вообще. Вода подползала к ее коленям, доходила до бедер. Насколько здесь глубоко? Она жалела, что у нее нет палки, чтобы ощупывать дорогу и проверять холодную черную пустоту впереди. Если Иерихон пришел с этой стороны, у него должен был быть фонарь. Сапоги. Защитная каска.
Возможно, он притащил ее вовсе не отсюда. Но другую сторону туннеля она уже проверила. Что еще остается?
Холод ударил ее в живот, и она не смогла этого выдержать. Облачко мочи выплеснулось в ледяную воду. Реджина содрогнулась от облегчения, стоя в собственной моче, казавшейся ее замерзшему телу такой теплой. Она заставила себя зайти еще глубже в воду и в темноту.
Вода уже доходила ей до пояса. До груди… И вдруг она почувствовала холодное течение на уровне щиколоток. Сверкнула искорка надежды: где-то было отверстие, вода куда-то текла! Она напряженно вглядывалась в темноту. Во влажном черном воздухе на поверхности воды плавали серебристые пятна и красные паутинки. Темнота была столь же материальным барьером, как и вода, — холодным и удушливым. Она двигалась через нее, проталкивалась сквозь нее, когда внезапно с размаху ударилась головой в каменный свод.
Она почувствовала взрыв боли, перед глазами поплыли звезды и засверкали молнии. Она резко согнулась и окунулась лицом в воду. Она не могла дышать и в панике глотала воду, отплевываясь и задыхаясь. Она оказалась зажата между низким сводом и поверхностью холодной воды. Ловушка! Она прижала ладони к скале, пытаясь найти выход, как слепая, читающая с помощью азбуки Брайля. Туннель уходил вниз. Свод касался воды. Она попала в западню.
Нервы у Реджины не выдержали. Она принялась бить руками по стенам и воде, кричать и сыпать проклятиями. Она хотела наружу. О боже, как она хотела выбраться отсюда!
Тяжело дыша, она стояла по грудь в ледяной воде. Лицо было мокрым, волосы тоже, одежда прилипла к телу.
Она закусила губу и почувствовала вкус крови, соли и поражения.
Вкус соли…
Она подняла руку и облизала пальцы. Вкус соли определенно стал сильнее. Или, может, она просто больше хотела пить? Она замерла, вслушиваясь в периодически возникавший глухой звук, и почувствовала, как между ногами движется вода. Сердце ее дрогнуло. Куда она течет? Она не могла этого определить. Что будет, когда наступит отлив, откроется ли здесь проход?
Неужели она все-таки нашла выход?
Дрожа от холода и отчаянной надежды, Реджина на ощупь двинулась обратно, в темницу внутри скалы, чтобы дождаться отлива.
Дилан стоял за желтой лентой, натянутой поперек дорожки к ресторану Антонии — руки в карманах, каждая мышца напряжена. Через полупрозрачное зеркальное стекло витрины он видел суетившихся внутри людей, которые с кисточками, пакетиками, кусочками липкой ленты системно продвигались по залу для посетителей. Они попусту теряют время. Они понятия не имеют, что ищут. И с чем столкнулись. Отпечатки пальцев и ворсинки с ковра не помогут вернуть Реджину.
Калеб мобилизовал добровольцев, чтобы прочесать десять квадратных миль острова, аккуратно разбитых на квадраты поиска, сосредоточив особое внимание, в первую очередь, на участках вокруг ресторана и лагеря бездомных. Дилану хотелось броситься вслед за ними, бежать, выкрикивая ее имя. Бесполезная человеческая суета. Бессмысленные человеческие эмоции.
Но они, по крайней мере, хоть что-то делали.
Он сжал кулаки. Конн направил его сюда, чтобы он наблюдал, а не действовал.
Но эта пассивность убивала его. Реджина пропала. Исчезла!
И Дилан с отчаянием сознавал, что его бездействие убивает и ее.
Кулаки у него чесались. Ему хотелось добраться до этого Иерихона и бить его до тех пор, пока он не признается, что с ней сделал. Однако Иерихон находился под охраной в больнице в ожидании вертолета, который отвезет его в госпиталь на материк, чтобы обработать ожог. Но даже если бы лежавший сейчас без сознания человек и пришел в себя, он все равно не был бы в состоянии рассказать Дилану больше, чем тот уже знал.
Реджина пропала. И он должен был ее найти.
Она была всего лишь человеком, тем не менее… он чувствовал, что связан с ней. У них была сексуальная связь. Если бы он обладал большей силой или если бы соединявшие их отношения были более прочными, он мог бы использовать это, чтобы отследить ее.
Но ниточка между ними была слишком тонкой, чтобы он мог последовать за ней. В памяти всплыли большие карие глаза и горькая улыбка, смутившая его.
Мне следует быть осторожнее. Я тоже могу привязаться к тебе.
Его обожгло отчаяние, и, что еще хуже, он ощутил, что в нем зародилось чувство вины. Он мог бы заставить ее изменить свое мнение. Он мог бы сказать ей, пообещать… Что? Она была человеком. Он был селки.
Она пропала.
Он должен найти ее.
— Бабушка говорит, что ты знаешь, где моя мама.
Вздрогнув, Дилан взглянул вниз. Из-за желтой ленты на него хмуро смотрел Ник Бароне: подбородок независимо выставлен вперед («поцелуй меня в задницу!»), но в глазах — неприкрытое страдание. В животе у Дилана заныло.
— Она сама тебе такое сказала? — осторожно спросил он.