Он хмуро смотрел на нее.
— У нее не было выбора.
— У них было трое детей.
Дилан не мог больше говорить. Именно он нашел шкуру своей матери. Именно он принес ее ей. Именно он разрушил их семью.
Он молча смотрел в глаза Реджине, пораженный и смущенный бушевавшими в нем чувствами. Словно ему снова было тринадцать, и он был подавлен и приведен в смятение изменениями, которые происходили в его теле, и разрывался между своими привязанностями и глубокой, отчаянной тягой к морю.
Стараясь дышать ровнее, он напомнил себе, что уже давно не тот мальчик. Он не был жертвой эмоций. Он был селки, бессмертный и непроницаемый для человеческих чувств.
— Калеб знает? — спросила Реджина, возвращая его в водоворот человеческих страстей и отношений. — О том, что вы с матерью своего рода…
Глаза его сузились.
— Уроды? — тихо сказал он.
Она скрестила руки на животе.
— Я хотела сказать «сирены», но ты можешь называть себя как угодно. Так он об этом знает?
— Он знает. У него в последнее время появился определенный опыт общения с… сиренами.
Рот ее приоткрылся.
— Боже мой! — выдохнула она. — Мэгги?
Маргред ее подруга, подумал Дилан, и в груди появилась неприятная тяжесть. Разумеется, Реджина, с ее пылкой преданностью дружбе, с ее добрым сердцем, не отвернется от Маргред, несмотря на то что она — селки. А если она не отвернется от Маргред, то получается… Но он не позволил себе довести эту мысль до конца.
Он кивнул.
— Вау. То есть… — Реджина отхлебнула воды, глядя на Дилана и крепко сжимая в руке запотевший стакан. — А как насчет Люси?
— Люси — человек. Я уже говорил тебе.
— Говорил. Но она-то знает?
— Ей этого знать не нужно. Когда мы… ушли, ей было всего год.
Нику было всего три месяца, когда мы уезжали из Бостона, тем не менее он знает, кто его отец. — Реджина сделала еще глоток. — И чем он занимается.
— Здесь ситуация совсем другая, — сдержанно заметил Дилан.
— Разве? — Когда она ставила стакан на стол, руки ее дрожали. — Тогда зачем ты мне все это рассказываешь?
Чтобы уберечь тебя.
Независимо от того, был ли ребенок, которого она носила в себе, воплощением древнего пророчества или простой пешкой в пограничных войнах элементалей, демоны не оставят ее после своего первого неудачного нападения. Этот ребенок по-прежнему нес в себе угрозу. А Реджина по-прежнему была в опасности. У Дилана засосало под ложечкой.
— Ты должна знать это, — холодно сказал он.
Она откинулась на спинку стула. Глаза ее на бледном лице горели вызовом.
— Вот ты мне все и рассказал. А что теперь? Ты тоже собираешься приходить ко мне, как в свое время твоя мать приходила к твоему отцу?
Он уловил напряжение, скрывавшееся за ее беспечным тоном и небрежной позой. А разве он сам не так же прятал свои страхи и неуверенность?
Дилан нахмурился. Отвергать свои чувства или маскировать их для него было одним и тем же. В отличие он нее, он не был человеком. Не был женщиной, к тому же беременной. Не был наполовину задушен и брошен в пещеру демоном, намеревавшимся ее уничтожить. Ее сила воли и целенаправленность, ее перевернутый с ног на голову мир внушали ему страх и раздражали. Могла ли она хоть на этот раз расслабиться и позволить ему самому позаботиться обо всем?
Конечно, нет.
В ее глазах он как раз и относился к тому, от чего она старалась защититься. Он был угрозой жизни, которую она выстроила для себя и своего сына. Ей, по-видимому, до смерти хотелось от него избавиться. Занять круговую оборону. Отразить вражеское вторжение.
— Нам с Ники будет хорошо одним, — сказала она.
Но у нее так не получится. У них не получится. Они нуждались в нем, признает это Реджина или нет. Нравится ей это или нет. И сейчас ему нужно только сообразить, как ей об этом сказать.
— Тебе надо отдохнуть, — сказал он.
Она посмотрела не него непонимающим взглядом.
— И ты считаешь, что это решит все проблемы?
— Я считаю, — осторожно сказал он, — что тебе нужно поспать. А решить, что делать дальше, мы сможем утром.
— Мы ничего решать не будем, — отрезала Реджина. — Решать буду я.
— Но только не сегодня, — ответил Дилан.
Он знал, что она гордится своей независимостью. Однако сложившаяся ситуация была ей незнакома, и она не могла ее контролировать. В конечном счете ей придется смириться и принять его защиту.
По крайней мере, сегодня ночью она могла чувствовать себя в безопасности. Он был с ней. Она была под его охраной. А утром он найдет способ договориться с Конном и устроит так, чтобы ее можно было забрать на остров селки, пока не родится ребенок. А там…
Он полез в карман.
— У меня есть кое-что.
Глаза ее удивленно округлились, когда он вынул золотой крестик на разорванной цепочке.
— Ох! — Рука ее машинально потянулась к шее. — А я думала, что потеряла его. Где…
— В кухне. — Он опустил тонкую цепочку в ее ладонь так, чтобы случайно не коснуться ее. — Застежка сломана. Нужна другая.
Я сам должен был поменять застежку, с запозданием подумал он. Просто у него не было на это времени.
— Спасибо, — сказала она с улыбкой. Глаза ее сияли, словно он принес россыпь бриллиантов, а не порванную цепочку, которая и так принадлежала ей.
Сердце его сжалось.
— Не за что. Обязательно носи это. Для защиты.
Улыбка ее стала печальной.
— Пока что она меня не очень защитила.
— Гораздо в большей степени, чем ты думаешь.
Он не мог больше бороться с искушением прикоснуться к ней и накрыл ее ладонь, сжимавшую золотой крестик. Пальцы ее были легкими и прохладными. Он быстро убрал руку, чтобы Реджина не заметила, как она дрожит.
— Это твоя защита, — объяснил он. — Как и знак на руке.
Она посмотрела на трискелион, вытатуированный на запястье, потом на золотой крестик у себя в ладони.
— Защита против кого? Вампиров?
Ему хотелось отложить этот разговор до утра. Он должен поговорить с ней честно. Однако это не означало, что он решится ошарашить ее суровой правдой сейчас, когда она и так измучена, а сам он не находит себе места.
Теперь она этого так не оставит, раздраженно подумал он. В ожидании ответа она словно давила на него своими широко раскрытыми глазами, добрым сердцем, чувственным ртом.
Реджина замерла. Шумный вдох. Выдох.
Демоны.
Ничего себе!
— Это была шутка, — слабым голосом произнесла она.
Дилан промолчал. О господи, он-то говорил совершенно серьезно!
Хотя Реджина была католичкой, все ее знания о демонах ограничивались Хэллоуином и несколькими эпизодами из сериала про Баффи-истребительницу вампиров.
Она судорожно сглотнула.
— Мы сейчас говорим о рогах и вилах? Или об «Экзорцисте»?
Лицо Дилана напряглось.
— Нет, не от вампиров, — сказал он. — От демонов.
— Это далеко не кино.
— Нет, это моя жизнь.
Ее унылая и самая обычная жизнь. И она хотела бы к ней вернуться!
— Чушь собачья! — сказала она. — Я знаю того, кто на меня напал. Это был мужчина. Человек. Иерихон Джонс.
— Он был одержим, в него вселились, — ответил Дилан. — В отличие от других элементалей, дети огня не материальны. Чтобы действовать на материальном плане, они должны использовать чужое тело.
Она изо всех сил пыталась уловить смысл его слов, расслышать его сквозь стоявший в ушах шум, сквозь гулкие удары сердца.
— Одержим он или нет, но Иерихон сейчас в тюрьме.
Демон…
Ей было трудно даже произнести это слово. Она — не Баффи. Она не имеет к демонам никакого отношения. Она просто двадцатидевятилетняя повариха ресторана с восьмилетним сыном. Она заставила себя продолжить:
— Демон заперт вместе с ним. Поэтому я в безопасности.
— Нет. Твой крестик изгнал демона из тела Джонса. Он будет искать новое тело, чтобы вернуться. Чтобы прийти за тобой.