Она услышала его довольное урчание, а затем он вошел в нее. Овладевая ею. Глаза ее закрылись. Она уже забыла, какой он большой. Как это приятно! Даже слишком. И все-таки недостаточно.
Прядь его волос коснулась ее щеки. Его горячее дыхание согревало ее висок.
— Нравится… — сказал он.
Она не видела его лица, но поняла, что он хочет этим сказать.
— Да.
Необходимо было снять это жуткое желание. Его желание. Ее.
Одним мощным движением он заполнил ее. Она застонала, застигнутая врасплох. Ошеломленная. В таком положении она смогла почувствовать все. Силу его рук, пот на его груди, его член глубоко внутри, который толчок за толчком выбивал из нее остававшийся в середине холод. Она всегда была самостоятельной и выдержанной. Сейчас он обладал ею, управлял ею, и его команды ее телу, его контроль над ее чувствами были одновременно раскрепощающими, пугающими и… невероятно эротичными. Она выгибалась, извивалась, стараясь прижаться к нему еще ближе, взять от него больше. Ей хотелось прикоснуться к нему, дотянуться до него, но он был позади нее, вокруг нее, его ноги сжимали ее, его рука была рядом с ее шеей, а лицо прижималось к ее щеке.
Он просунул под нее руку, уютно укрыв ладонью ее лобок, и она почувствовала, как в ней ширится и пульсирует темнота, как она нарастает и разливается, наполняет и переполняет ее, когда она кончает снова и снова, кусая подушку, чтобы не кричать. Ритм его движений изменился, ускорился. Медленное движение назад, резкий удар… Она уже едва могла выносить это. Он двигался на ней, крепко держа ее и сохраняя твердость внутри. Снова и снова. Его пальцы сомкнулись у нее на бедрах. Его длинное худое тело конвульсивно вздрагивало. Она дрожала, а он стонал, спрятав лицо в изгибе ее шеи.
Все.
Наконец кровать перестала трястись. Дилан по-прежнему оставался сверху, придавливая ее к матрасу. Реджина лежала, уткнувшись носом в подушку, испытывая головокружение и стараясь сохранить остатки тепла. Ожидая, пока ее дыхание вернется в нормальный ритм. Пока ее жизнь вернется в нормальный ритм.
Она не могла двинуться. Она не могла дышать. Она закашлялась, и Дилан откатился в сторону, оставив ее замерзшую, вспотевшую и одинокую. Она вздрогнула. Что ж, это было достаточно обычным делом.
Но сразу после этого, не говоря ни слова, он снова заключил ее в объятия. Уложив ее поудобнее, он натянул на нее одеяло. Сердце ее остановилось. От удивления она застыла, положив голову на его твердое плечо и словно приклеившись к его боку благодаря поту, сексу и физическому напряжению.
— Ты что… обнимаешься со мной?
Он фыркнул. А может быть, захрапел.
Реджина закусила губу.
— Это так… романтично, — сказала она, стараясь его поддеть.
— Так и должно быть, — отрезал он. — И будет, если ты немного помолчишь.
Она улыбнулась и еще крепче прижалась к нему. Согревшаяся и успокоившаяся, она почти мгновенно заснула на его мерно поднимавшейся груди, убаюканная биением его сердца.
— Что это такое?
В низком голосе Маргред слышалось неподдельное удивление. Ее маленькая теплая рука ощупывала его под одеялом.
Калеб сжал зубы, разрываясь между удовольствием от движения ее руки и вызовом, прозвучавшим в этом вопросе.
— Это презерватив.
— Я знаю, что это такое. Я только не знаю, для чего ты его надел.
— Чтобы защитить тебя, — сдержанно сказал Калеб.
— От чего?
— От беременности.
Она отстранилась от него, и вся ее нежность и теплота тут же улетучились.
— Но… я хочу забеременеть. Мы же хотим иметь детей.
Мы с тобой говорили об этом.
Калеб поморщился: ее смущение ранило его больше, чем ее возмущение.
— Это было до того.
— До чего?
Он промолчал.
— До пророчества. — Она сама ответила на свой вопрос. — Ты боишься, что, если у нас родится дочь, она будет в опасности.
— Или в опасности будешь ты.
— Я хочу рискнуть.
Он всегда восхищался ее отвагой. Но он не мог и не собирался рисковать ее жизнью. Ее безопасностью.
— После случая с Реджиной я подумал… Пока мы все не выясним… В общем, сейчас это плохая идея.
— Но я хочу малыша!
Страх за нее сделал его резким.
— Ты не можешь получать все, что захочется, Мэгги.
В темноте спальни его слова прозвучали как пощечина.
— Да, — тихо сказала она. — Я знаю.
Вот черт! Калеб закрыл глаза. Чтобы быть с ним, она отказалась от всего, от своей жизни в море, от бессмертия. Все, что она у него когда-либо просила взамен, это его любовь и семья.
Если он откажет ей во втором, будет ли ей достаточно только первого?
Проснувшись, Реджина увидела рядом смятую подушку и пустую постель. Снова одна. В этом смысле ее жизнь возвращалась в свое нормальное русло.
Она потерла рукой лицо и поморщилась от боли в разбитых пальцах. На сердце было тяжело. Черт! Она села на кровати, не обращая внимания на утренний хор птичьих голосов за окном и настоящий хит-парад болезненных ощущений от многочисленных царапин и кровоподтеков. Некоторые из них начинали приобретать очень интересную окраску. Например, пальцы на ногах. Прихрамывая, она подошла к зеркалу. Ее горло…
Она смотрела на свое бледное, истерзанное отражение с запавшими глазами и часто моргала, стараясь остановить выступившие слезы. Выглядела она ужасно. Неудивительно, что Дилан не задержался. Он как все мужчины, подумала она, поднимая с пола свои брюки от тренировочного костюма. Получил, что хотел, и…
Но по отношению к нему это было несправедливо. Прошлая ночь была на ее совести. В отличие от многих, она знала, как относиться к собственным поступкам и как брать на себя ответственность. Вспомнив о том, как она бросалась на него и что они вытворяли в темноте, она покраснела. По крайней мере, утром ей не пришлось переживать по поводу того, как посмотреть ему в глаза. Такой вариант был самым легким для всех. Для нее. Скоро проснется Ник. То, что Дилану удалось объяснить ему свое присутствие в их квартире вчера вечером, еще не означало, что ей удалось бы объяснить его присутствие у себя в постели сегодня утром.
Она натянула спортивные брюки. Начало восьмого. Обычно в это время она уже два часа была на ногах. Сейчас она потихоньку проберется в кухню и…
Дверь спальни распахнулась.
Она резко обернулась и изумленно уставилась на Дилана, стоявшего на пороге с кружкой в руках, от которой поднимался пар.
— Думаю, тебе нужно выпить вот это.
— Что?…
— Чай с медом. — Он поставил кружку на комод, избегая ее взгляда. — Так делала мама, когда у кого-то из нас болело горло.
Сердце бешено забилось у нее в груди. Голова пошла кругом. В висках стучала единственная мысль: он приготовил чай для нее. Как это делала его мама. Она уже чувствовала этот аромат: лимон, мед, тонкий оттенок специй.
Дилан, прищурившись, взглянул на нее.
— Как ты себя чувствуешь?
— Нормально.
Горло ее сжалось, и она с трудом выдавила из себя это слово.
Но это была неправда. Она была в опасности, в ужасной опасности.
Реджина была практичной женщиной. Она могла выдерживать мрачные взгляды Дилана и его насмешливый тон. Она могла подавить в себе сочувствие к его исковерканному детству, свою беспомощную реакцию на его бурную страсть. Со временем она даже могла бы привыкнуть к его таланту появляться в нужном месте точно в нужный момент.
Но эта неловкая предупредительность делала ее совершенно беззащитной перед ним.
Она плотно сжала трясущиеся губы. Черт… Она подвергалась огромному и очень реальному риску влюбиться в него глубоко и безнадежно.