— Да, но с тех пор она стала взрослой. И ты должен был стать взрослым тоже. И то, что тебя оторвали от семьи в тринадцать лет, — не повод для того, чтобы остаток жизни провести в состоянии эмоциональной подавленности.
Эмоциональной подавленности…
Он сжал зубы так, что они скрипнули. Но по глазам Реджины он понял, что она неправильно его поняла, и вся его злость и возражения сразу исчезли.
— Я не вижу смысла завязывать какие-то отношения с ней сейчас, — сдержанно сказал он.
— Потому что она тебе не нужна.
Он не мог позволить себе в ком-то нуждаться.
— Не нужна.
Реджина встретилась с ним взглядом, и он с удивлением прочел сочувствие в ее темных выразительных глазах.
— А тебе никогда не приходило в голову, что, может быть, ты ей нужен?
В висках у него стучало.
— У нее есть Калеб. И наш отец.
— И этого достаточно, — насмешливо сказала она.
Это больше, чем было у него самого. Но он не мог, не должен был позволять себе признавать это. «Я селки», — почти с отчаянием подумал он. Он сделал свой выбор более двадцати лет назад.
— Не похоже, чтобы она от этого страдала, — сказал он.
— Откуда ты знаешь? В кухне ты даже не смотрел в ее сторону.
Дилан нахмурился. Действительно, не смотрел. Все его внимание было сосредоточено на Маргред. Когда он смотрел на сестру, когда он только пытался посмотреть на нее, его взгляд тут же уходил в сторону. Она была словно ледяная скульптура, тусклая и бесцветная.
— Она мне не интересна.
— А тебе не кажется, что это несколько странно?
— Только по человеческим меркам. — Хотя на брата он мог смотреть. — Когда я вижу ее… а иногда когда только думаю о ней, у меня начинает болеть голова, — признался он. Он и сейчас чувствовал это — странное давление, нарастающее внутри черепа, как головная боль, заставлявшая его отвести взгляд, сфокусировать его на чем-то другом. — Это почти как волшебство.
— Что?
— Это можно назвать магией. — Во рту у него пересохло. — Которая заставляет тебя смотреть в сторону. Но здесь — что-то другое.
Реджина наморщила лоб.
— А может быть, что твоя сестра — селки?
Внутри у него все переворачивалось. В висках гулко пульсировала кровь. Все в нем возмущалось при одной только мысли об этом.
— Нет, — уверенно сказал он.
— А почему нет?
Он откинул голову назад, как загарпуненный зверь.
— Я бы знал. Мой народ знал бы об этом.
— Но ты ведь сам только что сказал, что почти не знаешь ее, — рассудительно заметила Реджина. — Возможно, пока ты здесь, ты мог бы часть времени проводить с…
— Нет.
— Почему нет? — снова спросила она.
Упрямая. Сильная. Оптимистичная. Человек. При виде ее Дилан чувствовал, как в груди разрастается трещина, такая же глубокая и болезненная, как и диссонанс в его голове.
— Потому что мы здесь надолго не задержимся. — Он повернулся к ней лицом, и губы его превратились в тонкую суровую линию. — Я забираю тебя в Убежище.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Реджина смотрела на жесткий разрез рта мужчины, которого любила, и чувствовала, как в ней нарастает злость. Хотя выбор сделала его мать, когда ему было всего лишь тринадцать.
— Бегство — это не выход, — сказала она.
— Я не убегаю. — Голос его был бесстрастным, но в глазах бушевала буря. — Я просто увожу тебя туда, где ты будешь в безопасности.
— В Убежище, — сказала она.
В ответ он просто кивнул, словно не был уверен, что сможет сказать это словами или что она сможет его услышать. В животе у Реджины что-то кольнуло, словно предупреждая ее. Он не должен был давать ей чего-то такого, о чем она не просила. Ни информации, ни чего-либо еще. Даже прошлой ночью она фактически уговорила его заняться любовью.
Что ж, это нужно менять. Возможно, он и не любит ее, но он ее хочет. А у нее, в конце концов, есть своя гордость.
Она сжала зубы.
— Где это?
— Это остров, относящийся к Гебридам. У берегов Шотландии, — объяснил он. — Там ты будешь в безопасности. И ты, и ребенок.
— Его зовут Ник.
На его жестко очерченных скулах выступил румянец, и ей это понравилось.
— Я имею в виду ребенка, которого ты носишь.
Правильно. Тот ребенок — потенциальный суперселки.
Она вдруг ощутила обиду. Реджина не могла позволить растущему к Дилану чувству ослепить себя в отношении его истинных приоритетов.
— Я не могу уехать просто так, — возразила она. — У меня есть… — В голове пронесся вихрь разных образов и повседневных забот: Ник, ее мать, ресторан. — …своя жизнь.
— Я бы хотел, чтобы она у тебя осталась.
Страх тонким перышком щекотал ее нервы, мешал дышать. Она тряхнула головой, чтобы прогнать его.
— У меня есть обязательства.
— Твое главное обязательство — это твой ребенок.
Сердце ее забилось чаще.
— У меня двое детей, — напомнила она.
— Тебе не придется оставлять Ника.
На этот раз он, по крайней мере, не забыл назвать ее сына то имени.
— Чертовски откровенно, — сказала она.
— Он может поехать вместе с тобой… — сказал Дилан.
— …в Шотландию, — продолжила Реджина.
— В Убежище.
— Нет. Это исключено. Я не могу отрывать его от родных мест. Здесь его дом, друзья, школа… Все, что он знает в этой жизни.
— Он еще маленький. Он приспособится.
— Как ты?
Какое- то мгновение он колебался.
— Да.
Но она не сдавалась.
— Тебе было тринадцать. И ты был селки, как сам любишь подчеркивать. А в этом вашем Убежище есть другие люди? Другие дети?
Дилан неопределенно повел плечами, глядя на покосившиеся надгробья.
— Их там немного.
Уф, понятно!
— Хоть один есть? — настаивала она.
Он с трудом сдерживался, глаза его еще больше потемнели.
— Он будет там в безопасности, — сказал он, хоть это и не было ответом на ее вопрос.
— Но ведь нет никаких оснований считать, что он в опасности здесь?
Дилан молчал.
Сердце ее начало тревожно биться.
— Или все-таки есть?
Лицо его напряглось.
— Я обязан защитить тебя. Тебя и твоего ребенка. Твоих детей, — быстро добавил он, прежде чем она успела его поправить.
Сердце ее сжалось от боли. Того, что он признал Ника, было недостаточно. Он сказал «защитить», о любви не было произнесено ни слова. Он не любит ее. Она и не могла на это рассчитывать. Если бы он любил…
Это ничего не изменило бы. У нее есть свои жизненные приоритеты.
Но он, по крайней мере, пошел дальше. Это было больше, чем то, что предлагал ей Алэн.
Подбородок Реджины решительно задрался.
— Тогда лучше подумай, как защитить нас здесь. Потому что мы остаемся.
Эта женщина была невозможной.
То, о чем она просила, было… невозможно.
Дилан смотрел, как она тяжело поднимается по склону холма: ее грациозная походка стала прихрамывающей из-за забинтованных пальцев на ногах. В вырезе майки на шее виднелось кольцо кровоподтеков. Взгляд ее был напряжен и подернут тенями. Но, казалось, ничто не сможет долго сдерживать ее.
Смелая девушка. Отваги у нее было больше, чем у большинства мужчин, она обладала такой же жаждой жизни, как селки, а сила воли и твердость духа… Что ж, такого Дилан еще ни у кого не встречал.
Но она по-прежнему оставалась всего лишь человеком. И она могла умереть.
Страх и восхищение сплелись внутри Дилана в горячий клубок.
— Ты очень трогательно, если можно так сказать, веришь в мою способность спасти тебя.
Она оглянулась и посмотрела на него. Солнце блестело на ее темных волосах и придавало ее коже цвета слоновой кости теплый золотистый оттенок.
— Ты уже спасал меня раньше.
— Но раньше я не сталкивался при этом с демоном.
— Испугался?
Несмотря на насмешливый тон, глаза ее были удивительно серьезны.