— Ты необходима мне! — Он сжал ее бедра. — Сейчас!
Новая волна возбуждения атаковала ее.
— Да!
Она опустилась еще ниже, почувствовала его внутри себя, самого близкого из тех, кто когда-нибудь появлялся в ее жизни. Его горящие темные глаза заглядывали ей в душу, она была распята его руками, пронзена им, и все вокруг, включая море и небо, плыло, плавилось, становилось золотым.
Она оторвалась от его губ. Его горячее дыхание иссушало ее.
— Мой… — прошептала она низким от удовольствия голосом, еще крепче обнимая его.
Дилан содрогался внутри нее. Он принадлежал ей, и этого было достаточно, чтобы она снова и снова сгорала в ослепляющем, раскаленном добела пламени под бездонным синим небом.
Реджина едва могла пошевелиться и обессилено лежала на Дилане, словно была приклеена к нему потом и сексом. Ее руки свесились, как морские водоросли со скалы. Ее волосы попали ему в рот. Его тело нашло приют внутри ее тела. Она была мягкой и скользкой, и он снова хотел ее.
Постепенно дыхание Дилана восстановилось. Вернулись его силы. Его сознание.
Лодка уже успокоилась, но только не он.
Она подняла голову, и его лицо оторвалось от плавного изгиба ее шеи. Она улыбнулась ему опухшими от поцелуев губами, переполненная, расслабленная, желанная, с сердцем, бившемся прямо в горящих глазах, и такая красивая, что у него защемило в груди.
— Я люблю тебя, — сказала она.
Это было как обухом по голове.
Его охватила паника. Он растерянно молчал. Да и что он мог сказать? Спасибо? Но он не испытывал благодарности.
— Я… горжусь этим, — выдавил он.
Это звучало неплохо. Разумно. Даже с ноткой признательности.
Ее карие глаза затуманила досада.
— Ничего подобного. Тебе страшно.
Она поднялась, сверкнув на солнце стройными ногами, и наклонилась за своими трусиками. При виде изящного изгиба ее ягодиц у него закружилась голова. А язык стал тяжелым от раскаяния.
— Реджина…
— Да ладно, не переживай. — Она натянула напоминавшие веревочку красные трусики. — Хочешь поесть?
Дилан смотрел на ее бедра и уже не знал, чего хочет. Он мучительно понимал, что чего-то не хватает, что что-то утеряно — настроение, момент, шанс…
— Мне не страшно. — Зубы его сжались. На самом деле он был в ужасе. — Просто ты меня удивила, вот и все.
Прежде чем натянуть через голову рубашку, она бросила на него короткий взгляд через плечо.
— Уф-ф… Возьми корзинку. Не хватало только, чтобы еда пропала.
— Конечно, я беспокоюсь о тебе, — сухо добавил он.
Она смотрела на него, как на ресторанного кота, который только что притащил к ее ногам дохлую мышь.
— Не нужно бросать мне кость, — сказала она. — Я сказала, что люблю тебя. Ты меня не любишь. Это мое несчастье и твоя проблема.
— Отец тоже утверждал, что любит мою мать.
Она уперлась руками в бока чуть выше красной резинки.
— Ну и что? Я не твой отец. Если ты бросишь меня, я не уйду в запой лет на двадцать. У меня была своя жизнь, перед тем как ты приехал. И будет своя жизнь, когда ты уйдешь. Но я не собираюсь врать относительно своих чувств только потому, что для тебя это может представлять опасность.
Она была великолепна в ярости. Просто фурия!
— Ты закончила? — спросил он.
— Думаю, да.
— Отлично!
Он подхватил ее на руки и прыгнул за борт. Вода, оборвав ее пронзительный крик, захлестнула их с головой.
Она вынырнула, отплевываясь и хватаясь за него руками.
— Чертов сукин сын! Ты что, совсем с ума сошел?
Он поддерживал ее, чувствуя, как она дрожит от неожиданности и холода.
— Испугалась? — спросил он.
Она сердито посмотрела на него, волосы падали ей на глаза.
— Я намокла.
— Не твоя стихия?
— Да!
— Чувствуешь себя беспомощной?
Она искоса глянула на него, еще крепче уцепившись за его шею.
— Я… Ну и что?
— Вот и я так же, — признался он.
Она изумленно посмотрела на него. Он целовал ее приоткрытый рот, пока губы ее не согрелись, а тело не стало мягким и гибким, пока пальцы ее не утонули в его волосах, и они снова чуть не ушли под воду.
Если он сам идет ко дну, то успешно тянет за собой и ее…
Гриль зашипел, и со сковородки поднялся столб пара. От ударившего в нос запаха горячего жира Реджину чуть не вывернуло.
Она плотно сжала губы и брызнула оливковым маслом на кусок рыбы-меч. Жареный картофель, масло, брокколи, готово…
— Заберите заказ! — крикнула она.
Из печи пахнуло жаром, когда Антония вытащила оттуда среднюю пиццу с пипперони и грибами, а на ее место поставила большую с морепродуктами.
Реджина взяла следующий листок заказа. Две рыбные похлебки, две пасты… Она разлила суп по чашкам и добавила крекеры.
Разгоряченная Люси поспешно схватила со стойки рыбу.
— Зал забит до отказа. У вас всегда так в обеденное время?
— Нет. Похоже, то, что мы на один день закрылись, оказалось плюсом для нашего бизнеса.
Антония фыркнула и провела колесиком ножа по пицце.
— Для нашего бизнеса оказалось плюсом то, что тебя похитили. Теперь каждый болван в городе идет сюда, чтобы поглазеть на тебя.
Реджина пожала плечами.
— Они хотят поговорить. Им нужно поесть. А мы притом можем заработать.
— Говорят они действительно немало, — угрюмо буркнула Антония, выставила пиццу в окошко и занялась следующей заготовкой.
Еще один спазм. Реджина зажала рот, моля бога, чтобы ее не вырвало.
— Присядь, пока не свалилась с ног окончательно, — бросила Антония.
Реджина сглотнула и помешала кипевшие на плите макароны.
— Я в порядке. Наверное, просто устала.
— Устала или забеременела?
Реджина посмотрела на мать.
Антония понимающе кивнула.
— И когда ты собиралась мне об этом сказать?
В горле у Реджины стоял комок. Как от изжоги. Или от стыда. Она добавила креветки к булькающим на медленном огне чили и помидорам и перемешала, чтобы соус полностью их смочил.
— Я… скоро. Я не хотела, чтобы ты подумала… Я чувствую себя полной дурой.
— Хм… А когда ты собираешься сказать ему? — Антония кивнула в сторону зала, где, наблюдая за входными дверьми, сидел Дилан.
По крайней мере, матери не нужно объяснять, кто отец ребенка.
— Он уже знает, — сказала Реджина, накрывая сковородку.
Антония скрестила руки на переднике в томатных пятнах.
— Ну и?
— И… — Реджина тяжело вздохнула. — Он все еще здесь.
Пока что.
Она следила за Геркулесом, который расслабленно прошелся по обеденному залу с обычной для котов целью — потереться головой о колено Дилана. Видно, соскучился по знакам внимания.
«Мы с тобой, котик, оба соскучились…»
— Это уже о чем-то говорит, — сказала Антония.
Реджина слабо улыбнулась. Это действительно о чем-то говорило. Дилан мог быть вырван из своей стихии и чувствовать себя беспомощным, но он не оставил их.
В этот момент Дилан рассеянно наклонился и погладил Геркулеса.
— Знаешь, он хотел, чтобы мы уехали вместе… — вдруг сказала Антония.
Реджина перестала разглядывать Дилана.
— Я не поняла.
— Твой отец. Он хотел, чтобы я все продала, собрала вещи и поехала с ним на материк. В Балтимор или еще какое-то паскудное место.
Реджина быстро заморгала и начала процеживать пасту.
— Ты никогда мне об этом не рассказывала.
Она всегда считала, что отец не хотел их. Не хотел ее. Впрочем, теперь, через столько лет, когда она узнала, что все было не так, это уже ничего особо не меняло.
— Возможно, я просто не хотела признаться себе, что это место значит для меня больше, чем значил он. Безопасность значила для меня больше, чем он. — Антония размазывала соус, не отрывая взгляда от заготовки. — Я не жалею о выборе, который сделала, это только пустая трата времени. Но пример, который я подавала тебе…