Они кружили вокруг стола, словно боксеры, выжидающие удобного момента для атаки.
— С тобой очень трудно, — прошипела женщина-дьявол.
— Из всех женщин, которых я знал, с тобой труднее всего, — говорил Дилан.
Реджина жестко ухмыльнулась.
— Можешь не сомневаться!
— Ушла… — тупо повторил Дилан. Он стоял между кабинками в ресторане и через голову Ника смотрел на Антонию. — Куда ушла?
Сердце бешено билось в груди, отзываясь в ушах барабанной дробью. «Она за пределами ресторана!» — это была единственная мысль, стучавшая в его голове.
За пределами действия защиты.
Все страхи и дурные предчувствия сейчас схватили его за горло и ожесточенно трясли, словно терьер крысу.
Антония, обнимавшая внука, подняла на него глаза. Лицо ее, изрезанное глубокими морщинами, было усталым.
— У нее возникли… проблемы, — сказала она, избегая его взгляда. — Она пошла в больницу к Донне Тома.
Дилан судорожно сглотнул.
— К доктору?
И, похолодев, он отчетливо вспомнил худого бородатого мужчину в спортивной рубашке, который прошел мимо них в больнице. Господи Иисусе…
Больница… Десять минут пешком, две минуты на машине.
— Мне нужен ваш автомобиль, — сказал он.
Антония поджала губы.
— Фургон стоит снаружи. А водить-то ты умеешь?
Дилан скрипнул зубами. В последний раз он был за рулем, когда ездил на грузовичке отца по подъездной дорожке к их дому двадцать пять лет назад.
Десять минут пешком, две минуты на машине.
— Думаю, как-нибудь разберемся, — угрюмо бросил он, хватая ключи от машины.
Щека Реджины была расцарапана ногтями женщины-дьявола, спина болела, в животе пекло огнем. Она, теряя дыхание, которое теперь скорее напоминало короткие судорожные всхлипывания, и с отчаянием чувствуя, что между ног течет кровь, старалась не поворачиваться спиной к демону. Ноздри Донны Тома расширились.
— У тебя снова открылось кровотечение, — заметил демон. — Почему бы не закончить все это?
Аккуратно уложенные волосы доктора растрепались, щека опухла, левая кисть была неестественно вывернута. Но голос ее не изменился: он был спокоен и звучал как обычно.
— Еще не поздно спасти Ника.
Как Реджина ненавидела этот голос! Но разговор позволил ей перевести дыхание. Восстановить силы. Она была на тридцать лет моложе Донны, однако та не чувствовала боли и сражалась с силой и яростью одержимого.
— С Ником все и так будет хорошо! — отрезала Реджина.
Пожалуйста, пусть с ним все и в самом деле будет хорошо! — Я спасаю этого ребенка.
— Слишком поздно. — Демон сочувственно улыбнулся. — Ты уже потеряла своего ублюдка!
Горе и злость захлестнули Реджину, наполнив ее голову горячей, как кровь, ненавистью.
— Только не мой малыш, сука! — прошипела она и бросилась на демона.
Они с грохотом рухнули на пол. Реджина схватила демона за запястье, не обращая внимания на зубы, щелкавшие перед ее лицом и пытавшиеся вцепиться ей в руку. Задыхаясь, она взобралась на демона и прижалась татуировкой к руке, сжимавшей шприц.
Донна взревела. От ее дымящейся руки исходил едкий смрад горелой плоти. Ее пальцы разжались, и шприц укатился под умывальник.
Они катались по полу, лягаясь, кусаясь, царапая и избивая друг друга. Женщина-дьявол ударила Реджину коленом между ногами, и она согнулась пополам. Перед глазами все стало красным. Она увидела звезды. Она увидела смерть.
Донна приподнялась и поползла к шприцу. Реджина вскочила ей на спину и двумя руками схватила ее за волосы.
— Только не мой малыш! — крикнула она и с размаху ударила женщину-дьявола головой о привинченную к полу ножку стола для осмотров. Она продолжала бить ее, пока не обессилила, а тело под ней, дернувшись в последний раз, не замерло.
Всхлипывая, Реджина в изнеможении сползла с Донны. Руки ее были липкими от чужой крови. Крови было очень много. Дрожа, она свернулась калачиком и обхватила руками разрываемый судорогой живот.
— Реджина!
Голос Дилана, словно во сне подумала она. Его быстрые уверенные шаги по коридору. Он пришел! Она знала, что он придет.
У нее еще хватило сил открыть глаза, чтобы увидеть, как отворилась дверь и он появился в комнате.
— Боже мой, Реджина!
Она попыталась приподняться на локте. Постаралась выдавить из себя улыбку.
Но когда он упал на колени, обнимая ее так, словно это было что-то бесконечно хрупкое и дорогое для него, она только и сумела, что уткнуться лицом ему в грудь и расплакаться.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
— Ненавижу больницы, — сказал Калеб.
Голос брата заставил Дилана, который сидел в комнате ожидания под дверью палаты интенсивной терапии, положив голову на руки, выпрямиться. Никогда в жизни он не был так напутан. Никогда так не страдал. Не чувствовал себя так по-человечески беспомощным. Никогда не осознавал, что жизнь может закончиться и улетучиться из его светлого мира.
Когда он зашел в клинику и увидел на полу Реджину, такую маленькую, обессиленную, истекающую кровью…
Калеб сел на стул рядом с ним и кряхтя выпрямил покалеченную ногу.
— Как она там?
Дилан потер рукой щеку, выискивая нужные слова, скупые сведения, которые бережно хранил в себе, как талисман против тьмы.
— Состояние стабильное. Давление нормальное.
— Ты ее уже видел?
— Нет.
В его мозгу горела навязчивая картина: Реджина с пепельно-серым лицом и побелевшими губами, больше похожая на привидение. Отважное и красивое привидение.
Ее спешно доставили с вертолетной площадки в реанимационное отделение, а оттуда перевезли в палату интенсивной терапии. В последний раз он видел ее на носилках, под капельницами. Перед тем как Реджину погрузили в вертолет «скорой помощи», ее взгляд нашел Дилана, стоявшего позади суетившихся вокруг медиков. Она попыталась улыбнуться ему, подняв два пальца в традиционном для жителей острова приветствии.
И этим разбила ему сердце. Он потер грудь в этом месте.
— Сейчас с ней мать и Ник.
— Они пустили туда мальчика?
— Ему было необходимо увидеть ее. А ей нужно было увидеть его. В конце концов, это всего лишь на пять минут.
Посетителей к Реджине пускали один раз в час на пять минут. Дилан сможет увидеть ее только через час.
Сможет на пять минут обнять ее.
Сможет сказать ей… Что он может сказать ей такого, что могло бы восполнить то, через что ей пришлось пройти? Он готов был сделать что угодно, чтобы помочь ей, готов на любые страдания, лишь бы спасти ее. Но он появился слишком поздно.
— А ребенок? — тихо спросил Калеб.
Дилан тяжело вздохнул.
— Пока не знаем. Антония сказала, что они собираются сделать УЗИ и взять кровь на анализ.
Опять кровь. Он закрыл глаза, но все равно видел перед собой ее мертвенно бледное лицо и залитый кровью пол.
— Прости, — сказал Калеб. — Я знаю пророчество…
Дилан открыл глаза и поглядел на брата.
— Да плевать я хотел на пророчество! Она не должна потерять этого ребенка. После такой отчаянной и жестокой борьбы ради того, чтобы его сохранить.
В то время как он не сделал ничего. Не мог ничего сделать. Калеб внимательно смотрел на него.
— А она уже знает, что ты ее любишь?
Этот вопрос ударил его, словно гарпун. Прямо в грудь. Дилану все-таки удалось закрыть рот, но он снова открыл его, чтобы проворчать:
— Думаешь, мне следовало сказать об этом, когда она истекала кровью на полу? Или при врачах, когда они вкалывали ей в вену капельницы?
Калеб задумчиво почесал подбородок.
— Сдается мне, что у тебя было предостаточно возможностей и до сегодняшней ночи.
Действительно. Конечно, они у него были.
Дилан вспомнил, как Реджина сидела, опершись о перила, на палубе его лодки: подбородок выставлен вперед, а в глазах написано все, что было у нее на сердце.
Я не собираюсь врать относительно своих чувств только потому, что для тебя это может представлять опасность.