Чего он, черт побери, так боялся? Почему, черт возьми, не сказал ей все прямо тогда?
— И что толку, если бы я ей это и сказал? Это все равно не уберегло бы ее. Я не уберег ее, — с горечью поправился Дилан.
— Ты спас ее сына.
— Но я не защитил ее. Она и сейчас в опасности. Как и все мы.
Калеб задумчиво нахмурился.
— Из-за Донны Тома?
— Демона в ней уже не было.
Иначе Дилан не оставил бы доктора в живых, не дал бы увезти ее тем же вертолетом, который забрал Реджину.
Калеб вздохнул.
— Тем лучше. Мне и так хватает головной боли с объяснением того, каким образом на моем острове еще две женщины оказались жестоко избиты. Слава богу, хоть никто не погиб!
Дилан бросил на него тяжелый взгляд.
— Ты не можешь винить Реджину в том, что она защищалась.
— Я и не виню. Я просто пытаюсь тебе объяснить, как на все это посмотрит окружной прокурор.
— Ну и как он на это посмотрит?
Калеб взглянул на брата.
— Я рассматриваю версию, по которой в клинику проник неизвестный злоумышленник.
Вот так — злоумышленник. Дилан кивнул. Это было самое лучшее объяснение одержимости дьяволом из всех возможных вариантов.
— Разумеется, эта история сработает только в том случае, если Донна Тома не станет рассказывать, что с ней произошло на самом деле, — продолжал Калеб.
— Она не вспомнит этого.
— Ты считаешь, что ее травма головы…
— Демон покинул ее не по своей воле и без всякой осторожности. Его присутствие могло повредить ее психику. Или, по крайней мере, ее память.
— А ты уверен, что он ушел? — спросил Калеб.
Дилан пожал плечами.
— Если тело утратило свои функции, оно больше не представляет интереса для демона. Так или иначе, но я не почувствовал в ней никаких следов огненного отродья.
— Значит, он может быть где угодно.
— Да.
— Черт! — устало сказал Калеб. — Я все еще ищу свидетелей, которые видели негодяев, похитивших Ника.
— Кто бы это ни был, у него должна быть лодка, — заметил Дилан.
— А отсюда следует, что это мог быть кто-то вообще не с Края Света. Проклятье!
— Я делаю все, чтобы защитить весь остров, — сказал Дилан.
— Тогда, я полагаю, ты собираешься здесь остаться.
— Да. То есть нет. — Дилан поймал взгляд брата и нахмурился. — Я не стану давать Реджине обещаний, которых не смогу выполнить.
И которым она не поверит. Особенно после того, как он ее подвел.
Калеб снова почесал подбородок.
— А она требовала от тебя обещаний?
Еще одно больное место.
— Нет, — признался Дилан.
— Тогда в чем проблема?
Проблема была в том — и сейчас Дилан понял это, — что он сам хотел этих обещаний. Хотел строить свою жизнь вместе с ней. Хотел завести с ней детей. И сейчас был крайне неудачный момент для того, чтобы сказать ей об этом.
— Время не подходящее, — сказал он. — Слишком много факторов… Слишком много опасностей…
— Это не обязательно должно означать, что нужно подождать. Когда знаешь, что можешь потерять, самое время честно разобраться в том, что ты чувствуешь. И чего на самом деле хочешь. Любой армейский капеллан скажет, что во время войны он проводит гораздо больше свадебных обрядов.
— И эти браки… Они долго длятся? — с вызовом поинтересовался Дилан.
— Если тебя интересуют гарантии, то у меня их нет, — невозмутимо ответил Калеб. — Но если ты хочешь спросить, стоит ли любовь любого риска, то я отвечу: «Да, стоит».
Дилан приподнял бровь.
— Именно это ты и сказал Маргред?
— Именно это мы с ней сказали друг другу. Если у тебя есть любовь, ты пройдешь через любые испытания. Если у тебя есть доверие.
— Если у тебя есть надежда, — добавил Дилан.
Калеб вздохнул.
— Она хочет ребенка, — признался он.
Дилан с пониманием посмотрел на брата. Калеб, осторожный, честный Калеб, не хотел подвергать риску свою жену и ребенка.
— Я тебе сочувствую. Маргред привыкла получать то, чего хочет.
— Она…
Дверь распахнулась, и появилась Антония, державшая за руку Ника.
Дилан вскочил, сердце его тяжело стучало в груди.
— Как Реджина?
Антония посмотрела ему прямо в глаза. Напряженные губы раздвинулись в улыбке.
— Они переводят ее в акушерское отделение.
— Значит… — Дилан с трудом сглотнул, не смея надеяться.
— Врачи хотят оставить ее там еще на ночь. Для обследования. — Антония пригладила свои непокорные черные волосы. — Господи, мне нужно срочно закурить!
— С нами все определилось.
Антония перегнулась через металлические перила койки, чтобы прижаться губами ко лбу дочери. Реджина закрыла глаза: ее успокаивал знакомый аромат никотина, пробивавшийся сквозь запахи больницы, антисептика, пота и страха.
— Сегодня вечером Калеб заберет нас назад на лодке, — продолжала Антония. — Я позвоню завтра утром, после того как ты поговоришь с врачом.
Ник ерзал на кресле-качалке, нижняя губа его предательски дрожала.
— Я не хочу никуда ехать! Я хочу остаться с тобой.
Сердце Реджины обливалось кровью. Она устала. Очень устала и была готова разрыдаться. Голова ее была пустой, зато сердце переполнено. Она попыталась подобрать слова, которые успокоили бы его. Но прежде чем она успела сказать, что Ник может остаться с ней на ночь, заговорил Дилан, стоявший в ногах ее кровати.
— Твоей маме необходимо отдохнуть. — Голос его был твердым. На щеках пробивалась щетина. Лицо под золотистым загаром побледнело от усталости. — И тебе тоже. А сейчас поцелуй маму и давай убираться отсюда.
Реджина открыла было рот, чтобы сказать, что все в порядке. Ребенок явно травмирован. Его нужно приласкать. Ему нужна мама.
К ее удивлению, Ник тут же вскочил.
— Ладно. — Он наклонился к ней. — Спокойной ночи, мамочка!
И звонко чмокнул ее в щеку.
Реджина глубоко вдохнула, чтобы не разреветься.
— Спокойной ночи, малыш! Я позвоню тебе утром.
Реджина чувствовала на себе взгляд Дилана, который, сунув руки в карманы, ожидал, пока ее мать собирала сумку, журналы и Ника.
Они ушли.
Дилан продолжал стоять в ногах кровати, не сводя нахмуренного взгляда с ее лица.
— Ты добр к нему, — сказала Реджина.
Мускулистый и стройный, он был таким красивым и настолько же не соответствовал обстановке больничной палаты, как это кресло-качалка и веселенькие занавески. Но продуманные детали домашнего уюта в акушерском отделении не могли спрятать пикающих и мигающих приборов у ее кровати. Как и явное намерение Дилана все делать правильно не могло скрыть его неловкость.
Ее сердце дрогнуло от любви и раскаяния.
— Он будет по тебе скучать, — мягко сказала она.
Дилан пожал плечами.
— Мы увидимся с ним утром.
— Я имею в виду… когда ты уйдешь.
Он подошел к окну и посмотрел сквозь жалюзи на ночной залив. Казалось, он мучительно рвется туда. Плечи были напряжены, лицо скрывала тень.
— Я никуда не уйду. Я больше никогда не уйду от тебя.
Ее сердце бешено забилось. Лишь на какой-то миг — миг слабости — она позволила себе надеяться. Дала волю своему желанию.
Она перевела дыхание. Спокойно, Реджина! Дилан уже дал ей больше, чем любой другой мужчина е ее жизни. Он спас ее сына. Он пришел за ней, когда она была избита и истекала кровью. Он оказался рядом, когда ей отчаянно была необходима его поддержка.
Теперь она могла дать ему кое-что взамен. Кое-что, чего он действительно хотел. В чем нуждался.
Его свободу.
— Это не обязательно, — шепнула она.
Плечи его дрогнули. Он обернулся. Глаза его казались совсем черными.
— О чем ты говоришь?
Она задрала подбородок.
— Я не хочу, чтобы ты считал себя обязанным оставаться со мной, потому что я беременна. Таблетка, которую я приняла два дня назад, может сработать и через несколько недель. А ты будешь томиться здесь в ожидании… Это неправильно по отношению к тебе. Да и ко мне тоже…