Она напевает песенку, которую когда-то ревел ее суженый, — в тот раз, когда она проснулась утром и все было безвозвратно позади:
Она подходит к пушкам, шведы продолжают стрелять, одна пуля ударяется в пушечный ствол и падает на песок у ног женщины, не задев ее. Гауте научил ее, что надо делать. У нее припасены гвозди. Вот она поднимает подол, нащупывает молоток, достает гвозди из кармашка в нижней юбке. Сильными, точными ударами загоняет их в запальные отверстия. Теперь враг не сможет воспользоваться пушками, пока не раздобудет зубила и прочий инструмент, чтобы извлечь гвозди. У одной пушки такой высокий лафет, что женщина вынуждена вскарабкаться на ствол. Она соскользнула, но снова лезет по гладкому железу, и широкая юбка позволяет ей усесться верхом на стволе. Оседлав пушку, она вбивает гвозди под яростным огнем шведов.
Миг — и она уже соскочила на землю.
Шведы бросаются вперед.
Женщина убегает.
Ополченцы и выделенные для обороны города солдаты были вынуждены отойти к крепости. Отступая, они несли на плечах раненых, волокли даже несколько убитых. У большинства в голове была одна-единственная мысль: укрыться за крепостными стенами. Но многие поносили черными словами коменданта крепости за то, что он не бросил в бой все силы, чтобы отбить вражескую атаку. Капитан ополчения Педер Колбьёрнсен поддерживал одной рукой раненого офицера и сам весь вымазался в крови.
В эту минуту появляется сержант Гауте.
Он протискивается вперед, что вообще-то ему совсем не свойственно. Отводит в сторону капитана, при этом раненый офицер оседает на траву и застывает как мертвый. Гауте говорит:
— Когда я в прошлый раз рассказал вам о своем замысле, господин капитан, вы не одобрили его. Считали, что в случае удачи противник только хуже озлобится, так что выйдет больше вреда, чем пользы. Может быть, теперь вы снова обдумаете мою просьбу и мое ходатайство?..
За плечами Гауте столько лет воинской службы, что даже в такой напряженной обстановке он по привычке пользуется уставным языком. Капитан Колбьёрнсен настоящий офицер и бывалый человек. Пусть он обливается потом и кровью, но голова его ясна. Он отвечает Гауте:
— Во время штурма я вновь обдумал твой замысел и считаю, что теперь его можно осуществить…
Гауте благодарит и уходит. Никому нет дела до старика, опирающегося на старое, негодное ружье, в дуло которого воткнута сосновая ветка. Около часа он бродит по городу, заходясь кашлем, когда встречает шведов, иногда протягивает руку за милостыней. Но сегодня ему не подают. Большинство солдат передвигаются бегом или пригнувшись, опасаясь пули. Время от времени на улице разрывается снаряд, посланный пушкой из крепости, не причиняя, однако, особого вреда.
Шведы захватили Гражданский редут; надо ожидать, что скоро туда явятся с инспекцией высокопоставленные офицеры. Вдоль обочины торчат большие камни, и старик с воткнутой в кремнёвку сосновой веткой бессильно опускается на землю подле одного из них. В городе и вдоль дорог валяется столько раненых и убитых… Никто не обращает внимания на старика.
Кажется, он задремал, время идет, мимо пробегают солдаты, кругом звучит шведская речь. Но вот появляется группа высших офицеров.
Двое из них выделяются внешностью. Они идут бок о бок, старик с минуту колеблется, потом останавливается на том, что облачен в более роскошный мундир. В тот самый миг, когда он спускает курок, понимает, что просчитался. Но палец согнулся, глаз и мышцы приняли решение, доли секунды уже не вернешь, он знает, что это будет величайший промах в его жизни, но ничего не может исправить.
Генерал-майор Дельвиг, заместитель главнокомандующего шведскими полками, осаждающими Фредрикстен, падает навзничь, пораженный пулей в голову.
Остальные офицеры молниеносно образуют кольцо вокруг короля.
Дельвиг мертв, его уносят.
В суматохе сержанту Гауте удается ускользнуть. Он бежит в лес и долго стоит между деревьями, отводя душу бранью и слезами.
Лазутчик Халфвард с островов Кустер, бывший лоцман, пытается проникнуть к коменданту крепости в ранний утренний час, пока еще можно незаметно подкрасться к крепостным стенам. Дежурный офицер гонит его прочь. У коменданта есть дела поважнее, чем тратить драгоценное время на человека, о котором ведомо, что он носил письма шведскому королю Карлу. Халфвард не знает, с кем еще обсудить свой замысел. Остается одно — действовать по собственному разумению, что, как ему известно, солдатам строго-настрого возбраняется. Он понимает, что ему грозит. Но понимает также, что другого способа заставить шведов отступить может не оказаться. Город полнится слухами. Так, говорят, будто Гроза Каттегата подошел к побережью со своим отрядом и с наступлением ночи попытается форсировать Свинесюнд.