Ее рвет опять, она с ожесточением вытирает губы, ее выворачивает наизнанку, от кашля больное бедро словно режут ножами. Огонь подступает. Откуда здесь огонь? Отпрянув назад и дико крича от боли, Улауг снова говорит себе, что не следовало делать то, что она сделала. Не вернее ли было бы оставить шведов наедине с их позором?.. Вместо того, чтобы идти против них.
Она ищет Гауте, но не находит его. Он убивал людей и прятал шиллинги; когда он умрет, эти деньги достанутся его молодой жене Кари Расмюсдаттер. Улауг ковыряет пальцами земляной пол подвала в поисках денег. Но их тут нет.
Какая странная у нее рука…
Кажется, ты колола дрова этой рукой?
Кажется, стирала белье… А еще взяла его могучую руку своими двумя и приложила к груди, когда испуг миновал и ты поняла, что случилось. В глубине смятенной души ты знала, что он никогда не станет твоим женихом, утром его унесет корабль. И потому ты гордо и горько шутила: «Запишите в церковных книгах, что я сожительствовала с Грозой Каттегата».
Она лежит с переломанным бедром, понимая, что оно уже никогда не срастется как следует, и видит, что никакого пожара в подвале нет. И все же тебе не следовало поджигать… Кто-то обещал принести тебе воды? Почему он не возвращается?
В памяти возникает песня, которую он напевал ей хриплым голосом в то утро, когда все было позади и он медленно одевался. Она тихо поет:
На этом месте она замолкает — в подвал спускается король, он инспектирует все, заключенных тоже.
Того, который обещал принести ей воды, уже отослали обратно на судно, но она этого не знает.
Король высокий, суровый, сумрачный. Они глядят друг на друга. Она видела его раньше.
В подвале пахнет блевотой. Королевская ноздря чуть заметно дрожит. Он поворачивает кругом и уходит.
Вечером шестого июля 1716 года шведский король Карл вновь садится на коня и возвращается в усадьбу Торпум.
На рассвете следующего дня начнется выгрузка пушек и прочего снаряжения, и король распорядился, чтобы немедля приступили к переброске артиллерии по суще к Свинесюнду, для чего войску использовать все наличие тощих лошаденок и голодных солдат. Несмотря на сухое лето, дороги сильно изрезаны колесами, так что людей и тягло ждет нелегкая работа. А затем король снова пойдет на штурм крепости Фредрикстен.
Офицеры на судах, стоящих в Дюнекилене, сделали последнюю попытку удержать короля еще на день. Правда, шепотом передают, что на самом деле речь идет о хорошо замаскированном маневре, призванном заставить короля убраться восвояси, буде у него есть намерение задержаться. В усадьбе Дюне у самого залива, где в подвалах томится несколько пленных, накрыт праздничный стол, выставлено все, чем флотилия располагает из напитков и дорогих блюд. Офицеры по опыту знают, что вид ломящегося от яств стола почти всегда отталкивает короля. Женская прислуга, которую согнали в усадьбу, перед тем как найти ей другое применение, выстроена вокруг стола. По личному приказу адмирала Стрёмшерны на всех служанках большие белые передники, так как известно, что короля мутит при виде женщин, одетых в белое. В ту минуту, когда он войдет — разве не следует королю знать, как кормятся его офицеры? — женщины затянут песню, выполняя веление адмирала.
Красивой выбранную песню, пожалуй, не назовешь.
Прислуга — крестьянские жены и дочери — скована страхом. Псалом петь им запретили, дескать, псалмы смягчают короля, а его надобно возбудить. Пришлось остановиться на этой песне, свадебной; правда, она норвежская, но авось король не заметит. Еще не так давно эта часть Швеции принадлежала Норвегии, а крестьяне не больно-то считаются с навязанными им границами.
Король ставит ногу на приступку.
Адъютант распахивает двери.
Тотчас начинает звучать песня.