— Ух, — произнесла она.
Согласие? Или предостережение?
Теперь это не имело значения, потому что его рука была там, в ее трусиках, между ее ног. Его длинные пальцы ласкали ее, надавливая сильно, а затем нежно, делая ее горячей, влажной, заставляя ее вздрагивать и кричать. Этого было не достаточно. Он потерся своей бородой о ее лицо. Его рука была занята, сводя ее с ума. Она выгнулась навстречу ему, яростно надавливая бедрами на его руку, борясь с тесными джинсами.
— Мне нужно …
Больше.
— Да. Верь мне, — сказал он.
Она изо всех сил старалась повернуться к нему лицом, и он воспользовался ее потерей равновесия, чтобы сбить ее с ног на землю. Солнце слепило глаза, вырисовывая контур его головы. Он опустился на нее сверху, по-прежнему полностью одетый. Ее волосы рассыпались среди листвы и виноградной лозы. Богатый и насыщенный запах растущих растений окутал их.
Он стащил вниз ее майку, подцепив пальцем за вырез, обнажая ее для своего горячего пристального взгляда и холодного воздуха. Эластичная ткань охватывала ее грудь, поднимая ее вверх, как подношение. Солнце сверкнуло на кольце в ее пупке.
Он замер, дотронувшись пальцем до крошечного аквамарина, блестящего как слеза, на ее животе.
— Прекрасно.
Но она была слишком далека от комплиментов. Или промедлений. Схватив его голову, она направила ее к груди. Он с силой сосал ее грудь горячим и влажным ртом. Она запустила пальцы в его гладкие, теплые волосы, чувствуя предельное напряжение в лоне. От земли шел пар, пока солнце лилось, как мед, запечатывая ее веки. Все еще было не достаточно. Никогда недостаточно. Что-то охватило ее, голод, лихорадка. Она поднялась навстречу ему, вжимаясь пятками в землю, чувствуя холодную землю между плечами, влажность почвы под ягодицами, и затем — дааа — его возбуждение, горячее и твердое рядом с ее бедрами, рядом с ее входом. Он снял свои расстегнутые штаны. Ее джинсы и трусики обернулись вокруг коленей. Она тянулась выше, ее тело было натянуто и готово, как лук. Он добрался до места, между их телами, где она была гладкой и влажной, и выгибалась для него. Сейчас. Он сделал толчок, и она задохнулась от внезапного вторжения, потрясающей плотности.
Этого было слишком много. Этого было недостаточно.
Он прижал ее своим весом, заманивая ее в ловушку собственного тела, наполненного в этот момент. Она плыла в ощущениях, охваченная желанием. Он проник в нее, совершая длинные, решительные удары, пронзая ее снова. И снова. Мускусный запах земли, пота и секса поднялся вокруг них, шлепок плоти о плоть, влажную и чувствительную. Он проникал в нее глубже и глубже. Она сжалась вокруг него.
Он схватил ее подбородок.
Вздрогнув, она открыла глаза. Его лицо над ней было темным и полным решимости, окруженное ореолом голубого, голубого неба.
— Уедем со мной, — скомандовал он. — Уедем.
Она не могла сопротивляться. В ее теле поднялась волна, заглушая волю, затопляя мышление. Земля закрутилась под ней, подобно волне, гребень которой подхватил ее. Тело Конна двигалось внутри нее и над ней, содрогаясь.
И темнота поглотила ее.
Конн оторвался от стройного тела девушки, лежащего среди зелени виноградной лозы и сухой шелухи. Ее ладонь лежала полураскрытая, как цветок. Ее аромат — нагретая солнцем кожа, вымытые мылом волосы — смешался с запахом сломанных стеблей и вскопанной земли.
Глядя вниз на ее бледное лицо, густые, светлые ресницы, он позволил себе минутное сожаление. Он предпочел бы, чтобы она все знала.
Печально осознал он, когда уходил.
Но он уже был слишком далеко от Убежища. Он нуждался в ней, чтобы продолжить род ее матери и защитить судьбу своего народа. Он предпочел бы не быть втянутым в дни промедления и бесконечных объяснений, с риском вмешательства ее семьи и, возможно, ее собственным отказом.