Он поднял брови.
— Едва ли это было насилием, моя дорогая. Ты не беззащитная девственница.
Ее щеки, ее лицо, все ее тело горело. Она взяла на себя ответственность за свои действия. Но не было никакой причины оскорблять ее.
— И что это должно означать?
— Просто то, что ты сильнее, чем кто-либо из нас предполагал, — сказал он прохладно. — Что ты еще раз доказала, когда швыряла содержимое каюты в мою голову.
— Это была не я.
— Кто же тогда?
— Я не знаю. Ветер. Как это называется… Полтергейст.
— Ты веришь в призраков?
— Ты же веришь в селки.
Он засмеялся.
— Действительно.
Смех разрушил его внешнюю неприступность, почти… Она закусила губу. Почти человек.
Конн внимательно рассматривал ее. Свет фонаря придавал теплоту мраморному совершенству его лица, смягчая жесткую линию рта.
— На моем острове, в Убежище, был один учитель. Он рассказывал детям поучительные истории, чтобы они лучше понимали предмет. Ты пользуешься таким приемом?
— Иногда, — признала она осторожно.
— Тогда позволь мне рассказать тебе историю, — сказал он. — Чтобы помочь тебе понять кое-что.
Ему что-то нужно, подумала Люси. Иначе он не был бы так великодушен. Ты можешь поговорить со мной. Они относятся к тебе, как к ребенку. Доверься мне.
Она дрожала.
И все же она послала за ним, потому что хотела получить ответы. Что она может потерять, слушая его? Может часть ее даже хотела бы верить… Во что?
Ты сильнее, чем кто-либо из нас предполагал.
Или, возможно, она была идиоткой.
Темноту заполнял шум порывов ветра и плеска волн. Веревки скрипели. Каюта качалась. Зубчатый свет сломанного фонаря танцевал на потолке, как рассыпанные по полу золотые монеты.
Очевидно, ее молчание было согласием, необходимым Конну, потому что он начал.
— Еще до начала времен Дух создателя несся над водами, — говорил он глубоким, гипнотизирующим голосом. — Из пустоты он создал землю, море и небо. Он создал свет. Когда были созданы элементы, их дети обрели форму: дети земли и моря, дети воздуха и огня. Ты знаешь эту историю.
— Гм. Частично.
Барт Хантер не был человеком, посещающим церковь. Но как любой ребенок на острове, Люси изучала библию в Воскресной школе г-жи Пруитт. Она все еще могла вызвать туманные воспоминания о Ноевом ковчеге, палочках фруктового мороженого и клее. Однако, она была уверена, что уроки г-жи Прюитт о Сотворении мира проходили не совсем так. За исключением: «Бог создал Адама из пыли».
— Человек был создан позже, после того как земля зацвела и жизнь вышла из моря. Не все элементали — Первые творения — были довольны, когда Создатель устремил свои силы и внимание к человечеству. Дети воздуха поддерживали Его в этом, как и во всем. Дети огня восстали. В то время как мы вынуждены были разделить свои элементы и территории с людьми, мирный народ ушел к холмам, а морской народ — к морю.
Она пыталась понять изо всех сил.
— Вы скрылись.
— Мы отступили. Да.
Его прохладный тон подстрекал Люси.
— Так что привело тебя на Край Света? Каникулы?
Выражение его лица стало еще более холодным и отдаленным.
— Не это.
— Что же тогда? Чего ты хочешь от меня?
— Я видел твое лицо, — сказал он резко.
Она открыла рот и снова закрыла его.
— В лужице воды во время прилива. В видении. В моих снах, — его пристальный взгляд встретился с ее глазами. — Я видел тебя, и я пришел за тобой.
Ее сердечный ритм ускорился. Это было похоже на сказку. Или сон.
— Почему? — прошептала Люси.
В тени, отбрасываемой фонарем, его глаза казались черными.
— Есть пророчество, что женщина из рода твоей матери изменит баланс элементов, возможно, даже превратит наших людей в тех, кем мы были. Мы нуждаемся в тебе. Я нуждаюсь в тебе.
От тоски у нее перехватило дыхание. Он говорил ей то, что должен услышать каждый ребенок, чему хотела верить каждая женщина.
В течение многих лет Люси ждала момента, когда она будет нужна кому-то. Ее матери, чтобы она вернулась к ним, ее брату, чтобы вернуться домой, ее отцу, чтобы он оторвался от бутылки и, наконец, увидел ее. Все свое детство она считала, что с ней что-то не так, потому что мать их бросила, потому что спился отец. Всю свою жизнь она хотела быть частью чего-то нормального, взаимосвязанного, целого.
И она всегда знала, что отличалась от других. Она была с изъяном.
У Люси защемило в груди, в горле стоял ком непролитых слез. Она сглотнула. А что если… О, Боже. Что, если Конн говорил правду? Что, если она чувствовала себя уродом, потому что и была им?