Горячее дыхание обдало ухо Люси.
— Ты сама этого хотела.
Она чувствовала волосы в его паху, гладкий, твердый выступ его члена, потирающего расщелину в ее ягодицах. Он взял себя в руку, подвел к ее влажному открытому лону и скользнул туда налившейся головкой. Она растворялась в нем. Стонала. Его кожа была горячей и шелковистой. Ее лоно расслаблялось и сжималось.
Задыхаясь и подаваясь бедрами вверх, она уже не смогла бы ему отказать.
— Да.
— Тогда прими его, — он вошел в нее. — Прими меня.
Глубже.
— Прими мое семя.
Ее тело сотряслось. Ее разум взбунтовался. Но разум и тело были подхвачены, одурачены ощущением наполненности внутри, его толчками, полнотой его извержения. Она была ослеплена и затаила дыхание, пойманная течением, которым она не могла управлять. Она вскрикнула и забилась в конвульсиях, ее оргазм, заживший своей жизнью, подбрасывал ее снова и снова, как раковину, пойманную в ловушку приливом. Волна за волной изнуряя ее, одурманивая ее, она сжимала его член, когда он погружался в нее, пока он не содрогнулся, застонал и излился глубоко в нее.
Его большое влажное тело растянулось на ней. Опустошенное.
Люси закрыла глаза, вбирая стук его сердца, звуки его прерывистого дыхания.
— Теперь, — сказал Конн, с глубоким удовлетворением в голосе. — Ты останешься.
ГЛАВА 12
— Гм.
Дух Люси парил где-то над кроватью, сдерживаемый только узлом в сердце. Голова все еще кружилась от силы, с которой Конн обладал ею, и полноты ее собственной отдачи. Она чувствовала, что ее тело припухло и саднило. Разболтанное, будто Конн разобрал ее на части и собрал обратно, не воспользовавшись инструкцией изготовителя.
— Я не говорила, что останусь с тобой.
Запах секса, резкий и мускусный, висел в воздухе и въелся в ее кожу. Покрывала спутаны в беспорядке. Как и она. Конн же, вместо того, чтобы отвернуться и заснуть, или выскочить в душ и за дверь, казался довольным лежа подле нее, его рука беспечно и властно покоилась на ее бедре, взгляд — на ее лице.
— Мне не нужны слова. Этого достаточно, — он заправил прядь волос ей за ухо, тыльной стороной пальцев поглаживая ее по щеке. От нежности этого жеста у нее на глазах навернулись слезы. Так неожиданно, от него. Так ново для нее. — Так лучше.
Ее сердце колотилось в груди. Во рту пересохло.
— Это ничего не решает.
Он опустил руку. Его темные брови сошлись на переносице.
— Я отдал тебе свое семя.
Да. Она облизала пересохшие губы, ощущая неловкость от чувствительности в своем животе, от влаги его спермы между бедрами. Он толкался в нее так сильно, так глубоко, что она уже не смогла бы сказать, где заканчивался он, и начиналась она.
— Угу. Ты берешь на себя пожизненные обязательства перед каждым партнером по сексу?
Конн нахмурился.
— Конечно, нет. Я — селки.
Она сглотнула.
— Ну, а я — человек. И людям требуется время, чтобы получше узнать друг друга, перед тем как…
— Трахнуться? — предположил он очень мягко.
Он сердится, догадалась она. Обиделся? Но это же смешно.
— Взять на себя обязательства, — закончила она.
— Ты сказала «да», — напомнил он ей. — На этот раз, словами.
Она почувствовала, как краснеет.
— Я бы сказала что угодно, лишь бы ты вошел в меня.
Его ноздри раздулись. Его глаза были таинственными и темными.
— Тогда…
Люси была ужасно смущена. Но теперь она была еще больше настроена объясниться, заставить его понять.
— Я бы сделала что угодно. Отдала бы тебе что угодно, — она еще раз глубоко вздохнула, вынуждая себя посмотреть ему в глаза. — И это пугает меня до чертиков.
Он нахмурился.
— Я сделал тебе больно?
— Что?
Он изучал ее лицо.
— Я был груб. Я сделал тебе больно?
Она приготовилась к тому, что он будет раздражен. Неожиданное предположение Конна потрясло ее.
— Я в порядке. Ты был… — Безжалостным. Ошеломляющим. — Потрясающим. Но этого недостаточно.
Он окинул ее продолжительным, оценивающим взглядом. Его рот изогнулся в шаловливой усмешке.
— Я могу дать тебе больше.
Воздух покинул ее легкие. Желание сжимало ее грудь, наполняло ее лоно. Искушение сдаться, уступить ему, практически лишило ее сил.
Она согнула ноги в коленях и села на них, разглаживая юбку на бедрах, чтобы ей не нужно было смотреть на него.
— Вчера вечером ты обвинил меня в нехватке смелости, взять то, что ты мне предлагал.
— Я был зол.
— Ты был прав. Мне страшно. Я боюсь, что отдам тебе себя всю без остатка и останусь ни с чем.