— Мы должны договориться. Я готова дать тебе — нам — шанс. Ты же должен предоставить мне личное пространство.
Он приподнял брови.
— Тебе недостаточно этой комнаты?
Ха — ха.
— Я имела в виду эмоциональное пространство.
— Согласен. В течение дня ты можешь располагать своим временем, разговаривать и пользоваться эмоциональным пространством, которое так тебе нужно. Но ночью, мы будем спать в одной кровати.
Люси почувствовала пульсацию в горле и между ног.
— Это — твой компромисс?
Он ухмыльнулся.
— Да.
Она закусила нижнюю губу, чтобы сдержать ответную улыбку. Она хотела с ним спать, тосковала по телу, которое прижималось к ней в темноте, обеспечивая иллюзию близости и удерживая в узде ее мечты. Она хотела большего. Даже теперь, с лоснящимся и чувствительным после их огневого контакта телом, она жаждала близости такими способами и в таких местах, что это ее шокировало. Это, вероятно, потрясло бы и его, если бы он узнал об этом.
Она скользила по нему взглядом, словно рукой, жадно накапливая впечатления: от следов укуса на его руке к шее, его длинному широкому стройному телу, ровным бедрам. Она почувствовала желание, медленно раскручивающееся в ее животе с восторгом и отчаянием. Он взял ее так грубо, что разбудил ее сексуальный аппетит, как будто выпустил джина из бутылки. Как она вообще собиралась снова обрести контроль над собой?
Я хочу… Я хочу…
— Скажи мне, как его звали.
Она снова обратила на него свое внимание.
— Что?
— Имя твоего первого парня. Того, о котором ты думаешь, когда смотришь на меня.
— О, — кровь прилила к ее лицу. — Это не важно.
Конн неотрывно смотрел на нее, неподвижный как его башня, непреклонный как море.
— Доверие — вот, что важно, — мягко процитировал ее Конн.
Ее сердце заколотилось. Пойманное в ловушку.
— Его звали Брайан.
Конн ждал.
Дерьмо.
— Он, гм… Мы встретились, когда я училась на втором курсе. На вечеринке.
Она тайком глянула на него, чтобы увидеть, понял ли он. Обычная субботняя ночь, открытые двери и бутылки, в квартире друга твоего друга. Наблюдать, как другие прожигают жизнь, обычно не казалось Люси привлекательным. Она хватила этого сполна, пока росла. Но Калеб недавно вернулся в Ирак, и она чувствовала беспокойство и не могла усидеть на месте, отрезанная от брата и невыносимо одинокая. И она позволила своей соседке по комнате склонить ее к походу на вечеринку.
— Вы с ним занимались сексом, — сказал Конн.
— Той ночью? — Люси поморщилась. — Да.
Случайный секс. Ее первый раз. Брайан был пьян, и она нервничала. Она вспоминала неловкие ласки, голод и феромоны, сочащиеся как коктейль через ее вены, пьянящие и захватывающие. Она вернулась домой, практически веря в любовь с первого взгляда, голова кружилась от гормонов.
— А после?
— Иногда, — она откашлялась. — Фактически, мы, гм, жили вместе некоторое время.
Она никогда не рассказывала Калебу. Она никогда не рассказывала никому, кроме своей соседки по комнате. Она представляла, как вернется домой из Ирака ее брат и сравняет с землей ее парня. Не было никого, кому она могла бы довериться, никого, кто мог бы дать ей совет. Перебродившие за это время слова выплескивались как кислота, вязкие и едкие.
— Иногда он не мог… Он не хотел… Ну, посмотри на меня, — она сгорбила плечи, раздраженная и сконфуженная. — Я — не супермодель. И у него было несколько действительно трудных предметов, он слишком уставал, чтобы…
«Ты что, извращенка? — сонно протестовал Брайан, раздраженный тем, что она потянулась к нему в четвертый — или может даже в пятый? — раз. — Отстань от меня».
Люси вздрогнула от этого воспоминания.
— Его не устраивали мои запросы.
«Запросы»?
Чертовы уроды.
Кровь приливала к голове Конна и к его члену. Ему бы понравились ее запросы. Он хотел придушить молодого придурка, из-за которого она перестала себя ценить, который ни во что не ставил ее чувственную природу селки.
«Посмотри на меня», — говорила она.
Он так и сделал. Он увидел ее густые, шелковистые волосы, худое, решительное лицо, густые и бледные ресницы. У нее не обладала экзотичной красотой, но и банальной ее внешность не была, скорее: утонченной, стройной и очаровательной.
Ее ясные глаза отражали капризы моря. Прямо сейчас они были цвета штормового моря, серые, подернутые влагой.
Вожделение переросло в нежность, переполняя его грудь и сдавливая горло.
— Я понимаю тебя, — сказал Конн.