По сравнению с обычным исходом встречи человека и животного поведение Томаса являло верх безобидности:
— Ты глянь, ландскнехт, на этих придурков! Совсем не боятся. А сала-то, сала сколь нарастили на боках и задницах! На башку, что ли, этому молодчику навалить?..
Михель ещё раз внимательно оглядел бухточку и даже вздрогнул, отчётливо увидев неспешно раздвигающий мелкие льдинки гигантский плавник. Надо действительно быть полным олухом наподобие юнги, чтобы ничего не заметить! Потому тюлени и не лезут обиженно в воду от юнговых проделок — тех зубов больше опасаются.
А юнга продолжал сотрясать стылый воздух своими воплями:
— Можно было бы заняться промыслом и наколотить до прихода наших десятка три, да боюсь, шкипер будет недоволен. Дождёмся лучше. Жаль, что детёныши подросли. Уже не «бельки»[63]. Вот бы моей дурочке плащик подбить — не хуже королевны вышагивала бы по городской грязи!
— Чтобы задарить всех твоих дурочек, мехового кита не хватит, — ляпнул Михель, слабо представляя, впрочем, как они выглядят, эти «бельки».
— А может, это и не та порода. Я ж, знаешь, сам недавно плаваю, всего не знаю.
«И его, что ли, спровадить в воду? Прямо в огромную прожорливую пасть, да и дело с концом. Семь бед — один ответ. Судя по времени, пожирать его будут уже на глазах всего экипажа. Отличное алиби... А если рыбина сыта? Брось, подобные твари вечно голодны! Так скормить или не скормить?.. Да ты, Михель, похоже, забыл, что и в бою, и в поединке не рекомендуется дважды повторять один и тот же приём. Противник к нему уже готов...»
Томас тем временем, абсолютно не ожидая опасности с моря, подошёл к самому урезу, да ещё и сел спиной к воде, разглядывая наиболее выразительные усатые морды, швыряя в них гальку и даже пытаясь самых ближних щёлкнуть по носу. Ну чистое дитя!
Михель, разумеется, не мог ведать, что удумала рыбина, но догадался, что решение сю было принято. Чёрный, смолью блестящий треугольник прекратил беспорядочное рысканье и, ровно по ниточке, двинулся прямиком к берегу. А Михель, в отличие от касатки, так ещё ни к чему и не пришёл. Но ноги вдруг сами по себе понесли вперёд.
На бегу он неожиданно осознал, что напрочь забыл, как кличут зверюгу, угрожающую сейчас юнге. Томас проглядел его рывок, а когда увидел стремительно набегающим, ясно, о чём подумал. Попытался вскочить, но, не удержавшись, уселся у самой воды. Отползать-то ему было некуда, разве что в ледяную глубину, потому он просто закрылся руками и заверещал фальцетом. А Михель, подскочив, схватил его за руку и рванул на себя так, что, наверное, напрочь выбил руку из плечевого сустава, ибо Томас заорал уже по-другому. Но тут Михель, и сам не удержавшись на скользкой гальке, покатился вперёд, а Томас перелетел через него. Так что теперь между Михелем и касаткой — вспомнил-таки имя смерти своей! — не было никого.
«Вот и всё, кажись. Так и знал, что мои игры в благородство закончатся скверно. Хотя я вроде пока на суше, а она в воде...»
Розовато-серая под лучами только что всплывшего светила, на вид совсем не холодная и не страшная гладь расступилась, извергая чужеродное тело.
«Боже ж ты мой! А с борта "Ноя" и представить было нельзя, что она такая! Это ж китище добрый!..»
Глаз, ровно у опытного уже китобоя, тотчас выделил существенную разницу между касаткой и ранее виденными китами: огромные молочно-белые зубы, в несколько рядов усеявшие открытую, уже готовую принять, размолоть и мгновенно сплавить жертву в утробу пасть. И смотреть-то ему было больше некуда, кроме как в эту пасть, заслонившую полмира. Было страшно, как ни в одном бою: словно воочию узрел ту пресловутую Пасть Ада, в которую проваливаются грешники и в которую они бессчётное количество раз отправляли друг дружку. Не хватало только чёрта под боком, чтобы наладить пинка в нужном направлении, ровно тому ростовщику[64]. Может, Томас в благодарность исполнит роль нечистого?
В длинном, мрачно нескончаемом коридоре страха Михель распахнул ещё одну дверь в ряду прочих и привычно-опасливо отшатнулся за косяк. «Ну надо ж! И за каким, спрашивается, дьяволом я спас этого несчастного вертопраха?! Прям всё как у старушки Войны: стоит разок проявить слабину — и всё, можно могильщиков заказывать...»
63
Бельки — новорождённые детёныши некоторых пород тюленей; определённое время жизни покрыты густым белым очень ценным мехом.
64
«Ровно тому ростовщику» — по поверьям того времени, «ростовщика даже чёрт брезгует в ад нести: просто сталкивает в пропасть».