Он еще строже нахмурился и сказал:
- Ну, идемте.
- Послушайте… - начал было Коля. - Вон там в чуланчике…
Однако не кончил, потому что Архипов не слушал его. Приподняв голову, Архипов рассматривал следы пуль на стене. Лицо его стало торжественным и суровым. Внезапно он поднял руку и снял с головы шапку.
- Да, - сказал он тихим, дрогнувшим голосом, совсем не так, как только что говорил с мальчиками, - это то самое место…
Он, казалось, забыл о том, ради чего пришел сюда, и стоял посреди комнаты, разглядывая углы и стены. Коля подождал немного, потом тихо спросил:
- А кто тут жил?
- Лоцман, - ответил Архипов, не глядя на него. - Переводил пароходы через перекат. Лоцман Козиков. В старые времена богатый был человек, пароходы свои имел. У него был самый большой пароход на реке - «Минерва».
- «Иван Мичурин»?
Архипов кивнул.
- В революцию пароходы у него отобрали. Он где-то пропадал, вернулся, женился на вдове лоцмана, поселился на острове и сам стал лоцманом. Потом овдовел. Хорошо реку знал! - Внезапно спохватясь, он прибавил: - Ну, хватит. Идемте, пожалуйста.
- Конечно, надо идти, - сказал Коля. - Но там в чулане… Нельзя же оставить ее совсем одну!..
Архипов сначала нахмурился, недовольный тем, что Коля ему возражает и не сразу идет к дверям. Но внезапно лицо его изменилось.
- В чулане? - воскликнул он в страшном волнении, пораженный догадкой. - Она вернулась?
Коля кивнул головой.
Архипов выпустил из рук багор и кинулся к чулану.
- Тише! - сказал Коля испуганно. - Она больна.
Архипов замер.
- Больна? - переспросил он шепотом. - Очень больна?
- Очень. У нее сильный жар. Иногда она ясно говорит, а иногда путается.
- Но она помнит?
- Помнит? - удивился Коля. - Что помнит?
- Как ждет ее Виталий Макарыч! Как он ее ждет!
- Это ее ждет Виталий Макарыч? Почему он ждет ее?.. Тише, она испугается!
Архипов осторожно приоткрыл дверцу чулана и заглянул в щелку. Сдерживая дыхание, он долго вглядывался, стараясь разглядеть в сумраке лежащую на сундуке девочку.
- Спит, - произнес он наконец шепотом.
Он тихо отворил дверцу и, ступая на носках, чтобы не шуметь, вошел в чулан.
Долго молча стоял он над девочкой, разглядывая ее бледное лицо.
- Как она изменилась! - тихо сказал он.
3
Через протоку Коля переправился на челноке. Весел не было - они безвозвратно погибли при столкновении с «Иваном Мичуриным», - но Архипов отдал Коле свой багор. Коля стоял посреди челнока, погружал багор в воду то справа, то слева и отталкивался. Протока была неглубока, багор всюду доставал до дна.
Вытащив челнок на берег, он бросил багор и побежал в деревню. Всю дорогу до деревни он бежал и потом бегом носился по дворам, разыскивая председателя колхоза. Председателя он нашел на току возле молотилки, белесого и поседевшего от пыли. Молотилка так гремела и стучала, что ни одного слова не было слышно, и Коля потратил немало труда, знаками убеждая председателя отойти в сторону, где не так шумно. Но, поняв наконец, что Настя заболела на острове и что с ней Архипов и Степочка, председатель очень взволновался: он хорошо знал и Настю и Архипова. Немедленно на остров в лодках были отправлены люди, а он сам пошел звонить в город по телефону.
Коля спросил у него, как поскорее добраться до города. Оказалось, что туда сейчас направляется колхозная грузовая машина, груженная морковью. На куче моркови в кузове сидели две девушки. Машина уже тронулась, когда Коля добежал до нее, и девушки, протянув ему руки, на ходу втащили его в кузов. Машина неторопливо потащилась, наполняя звоном и скрежетом леса, окружавшие шоссе. Девушки спокойно разглядывали Колю от макушки до пяток. Одна была босая, другая - в ботинках и полосатых шерстяных чулках, обе с кирпичными от загара лицами, с белыми крепкими зубами; хруст морковок у них на зубах был слышен сквозь грохот машины.
- Ты ешь, - сказала Коле босая девушка.
- А можно? - спросил Коля.
Ему очень хотелось есть.
- Отчего же нельзя!
Коля взял морковку, очистил ее от земли и стал жевать. Морковка оказалась сладкая, сочная. Шоссе ползло вверх по пологому склону большого холма. Машина на подъеме гремела так, что, казалось, вот-вот взорвется. Склоны холма были изрыты окопами, дзотами, землянками, завалены колючей проволокой и противотанковыми надолбами. Лес на холме был начисто сметен артиллерией, от него остались только пни да колья; холм лысым бугром возвышался над окрестными лесами.