— Видишь, Катя, я говорила тебе…
— Молчи! — перебила ее Катя. — Этот добрый моряк сейчас пойдет и разбудит его.
Макар Макарыч, услышав, что его назвали «добрым моряком», удивился.
— Добрый? Ого! — сказал он. — А почем вы знаете, что я добрый?
— Вы очень добрый, — убежденно проговорила Катя. — Я слышала, как вы разговаривали с той девочкой, вон там, на горе.
Макар Макарыч удивился еще больше.
— С какой девочкой? — спросил он. — С Маней?
— Да, ее зовут Маней. С той, у которой пропал отец.
— Ты знаешь ее? — спросил Макар Макарыч встревоженно. — С ней что-нибудь случилось?
— Нет, с ней ничего не случилось, — сказала Катя. — Просто я хочу помочь найти ее отца.
Тут Макар Макарыч от изумления даже качнулся на своей деревянной тумбе.
— Ого! — сказал он. — И ты можешь помочь найти нашего капитан-лейтенанта?
— Я сама пока не знаю, могу или не могу, — ответила Катя. — Но прежде всего я должна передать лейтенанту Королькову те слова, которые просил передать раненый матрос.
— Какой раненый матрос?
— Который упал во дворе у Марьи Васильевны, Лидиной мамы.
— Наш Казаченко?
И Макар Макарыч вскочил с тумбы.
— Да, да, его фамилия Казаченко! — воскликнула Лида. — Мама нашла у него в кармане документ, и там написано: «Владимир Семенович Казаченко».
— Казаченко просил что-то передать лейтенанту Королькову?
— Да, просил, — сказала Катя.
— Наверно, что-нибудь о нашем капитан-лейтенанте! — воскликнул Макар Макарыч в сильнейшем волнении. — Что же он просил передать?
— Ну нет, этого я вам не скажу, — ответила Катя, прямо глядя ему в глаза. — Это тайна. Он говорил: «Передайте Королькову», и я передам только Королькову.
Макар Макарыч, видимо, растерялся. Он сначала, казалось, собирался рассердиться на Катю. Но передумал.
— Придется разбудить, — сказал он и одним прыжком перескочил на палубу катера.
Он нырнул в люк, и оттуда, из люка, донесся до девочек его голос: «Товарищ лейтенант, разрешите доложить…»
Солнце зашло, но закат пылал, как огромный костер. Все было багрово кругом — и небо, и море, и берег, и горы. Стекла круглых окошечек катера сияли, словно раскаленные угли. Лида заглянула Кате в лицо. Катины глаза, отражавшие закат, блестели торжеством.
— Сейчас я скажу Королькову, — прошептала она, — и он сразу все поймет. Я только рот открою, и ему уже все будет ясно. На войне всегда так. Секретное донесение. Для тебя это бессмысленные слова, а для него — точное указание.
Она замолчала, потому что на палубе катера появился лейтенант Корольков.
Это был еще очень молодой человек, тоненький, среднего роста. Он отпустил себе усы — вероятно, для того, чтобы казаться старше, — но белокурые усики нисколько его не старили. У него было мальчишеское лицо, загорелое, с ясными голубыми глазами.
— Где эти девочки? — спросил он Макара Макарыча, спешившего вслед за ним.
Но сразу же заметил Катю и Лиду и перескочил к ним на мол.
— Что мне просил передать Казаченко? — спросил он, кивнув им головой.
Он волновался. Макар Макарыч и Иванов, тоже взволнованные, уже стояли рядом с ним.
— «Когда свет горит, она в бухте», — сказала Катя.
— Как? Как?
— «Когда свет горит, она в бухте».
— И больше ничего?
Катя удивилась:
— Больше ничего.
Она не понимала, что ему еще надо.
— Какой свет горит? — спросил Корольков. — Кто такая «она»? В какой бухте?… Вы понимаете что-нибудь, Макаров?
— Пока нет, — ответил Макар Макарыч.
— «Когда свет горит…» — повторил Корольков. — Не понимаю… «она в бухте»…
— Тут, к сожалению, нет никакого смысла, товарищ лейтенант, — сказал Иванов.
Лида рассердилась. И зачем это Катя привела ее сюда и осрамила перед этими взрослыми людьми?
— Видишь, Катя, я тебе говорила! — сказала она. — Ведь он это в бреду. Мало ли что человек бормочет в бреду…
— Казаченко бредил, — сказал Иванов. — Это и доктор говорил.
— В бреду, конечно в бреду! — воскликнул Макар Макарыч. — А я-то решил… Прошу прощения, товарищ лейтенант, что разбудил вас!
— Ничего, Макаров, мне все равно пора вставать, — сказал Корольков.
Он повернулся к девочкам спиной, стал смотреть в море и, видимо, сразу забыл о них.
— Идем, Катя, идем! — сказала Лида и потащила Катю за руку прочь от катера. — Вот с тобой всегда так: тайны, тайны, а оказывается — чепуха.
Катя покорно шла за ней. Она была подавлена неудачей и молчала. Она молчала всю дорогу до самого дома, в котором жила Лида. И только уже в сумерках, когда они входили в калитку, воскликнула: