Корольков взглянул в сухое лицо Иванова, еще похудевшее за эту неделю. Нет, Иванов — опытнейший акустик, проспать он не мог. Кто же тогда виноват? Неужели все дело в том, что катером командует он, Корольков, а не капитан-лейтенант? Как узнать, что сделал бы капитан-лейтенант на его месте?
— Макаров!
— Слушаю вас, товарищ лейтенант!
— Вольно, Макар Макарыч, вольно… Вы, кажется, давно служите с капитан-лейтенантом?
— Пять лет был он моим командиром.
— Пять лет! Это большой срок. За пять лет можно хорошо узнать человека.
— Знаю его, как самого себя. Взгляну на него и чувствую, сердит он или доволен. Он только кашлянет, а мне уж известно — он сейчас скажет, что палуба плохо надраена.
— А вы часто угадывали, что он собирается сделать?
— Часто. Он еще команды не успеет произнесть, а я уж бегу…
— Скажите, Макар Макарыч, как по-вашему, он сторожил бы подводную лодку у Песчаной Косы?
Макар Макарыч взглянул Королькову в лицо таким понимающим взглядом, что Корольков смутился.
— Сторожил бы, — сказал Макар Макарыч. — И в том самом месте, где мы сторожим. Потому что это самое узкое место, и нигде ей иначе не пройти.
— А если бы она там не появлялась?
Макар Макарыч ответил не сразу.
— Он думал бы, — сказал он наконец. — Днем думал бы и ночью думал бы, в море думал бы и на берегу думал бы. Как вы.
— Как я? — удивился Корольков. — И придумал бы?
— Придумал бы. Как вы придумаете.
Быстро темнело. Закат превратился в далекую узкую полоску, ночь дышала над морем, обступила мол со всех сторон. Город исчез во мраке, ни одного огня нигде — и только высоко в небе сияли звезды, разгораясь все ярче и ярче.
Иванов, повернувшись спиной к городу, смотрел за море, туда, где лежал захваченный немцами берег, теперь совсем невидимый.
— Что вы там увидали? — спросил его Корольков.
— Смотрите, товарищ лейтенант, опять этот огонек, — сказал Иванов.
Действительно, там, за морем, сиял огонек, еле приметный, не больше самой тусклой звездочки. Его можно было бы принять за звезду, но нет, это была не звезда. Звезды движутся, а этот огонек вот уже третью или четвертую ночь теплился на одном и том же месте.
— И у нас и у немцев все огни потушены, затемнение, и вдруг — огонь… — сказал Корольков. — Любопытно, для чего немцы зажигают этот огонь? Освещают что-нибудь у себя на побережье?
— Нет, этот огонь слишком высоко в горах и с того побережья не виден, — сказал Макар Макарыч. — Я знаю ту сторону, там горы нависают над берегом. Этот огонь виден только с моря.
— «Когда огонь горит…» — проговорил вдруг Иванов.
И Корольков сразу вспомнил двух девочек, черненькую и беленькую.
— Что вам пришло в голову, Иванов? — спросил он.
— То же самое, что и вам, товарищ лейтенант.
— Мне? — удивился Корольков. — Да, я подумал было… Но ведь мы ничего про этот огонь не знаем.
— Ничего не знаем, — сказал Иванов.
— И все так же непонятно, как было раньше.
— Так же непонятно, как раньше.
Корольков посмотрел на часы, поднеся их к самым глазам.
— Нам пора уходить отсюда, — сказал он.
И прибавил другим, командирским голосом:
— По местам!
Макар Макарыч первый перескочил с мола на катер. За ним перескочил Иванов.
Корольков помедлил еще несколько мгновений на молу.
— «Когда огонь горит…» — повторил он тихонько. — Неужели в этом есть какой-нибудь смысл? Какой?
Петина находка
В этом городе войну с немцами вели все. Даже Петя, маленький Лидин братишка.
Конечно, об этом мало кому было известно. Пожалуй, никому, кроме Лиды и Марьи Васильевны. Да и они знали далеко не все.
Как автоматчик никогда не расстается со своим автоматом, так и Петя никогда не расставался с рогаткой. По правде сказать, он так и называл свою рогатку — автомат. Когда высоко над городом появлялся немецкий самолет-разведчик и, оставляя за собой узенький белый след, начинал кружиться в голубом небе, Петя выскакивал с рогаткой за калитку. Зенитные батареи били по самолету, в небе возникали и таяли белые облачка разрывов, и Петя бил по самолету из своей рогатки. И когда однажды немецкий самолет вдруг сорвался и, охваченный пламенем, упал в море, Петя считал вполне вероятным, что это он сбил его.
Так принимал он участие во всех, воздушных боях, совершавшихся над городом. Мало того: огнем из своей рогатки отвечал он на огонь артиллерии, обстреливавшей город. Следовательно, принимал он участие и в наземных боях.
Кроме рогатки, у него было много и другого военного имущества. Он подбирал все, что имело отношение к войне: осколки снарядов, пустые патроны, пуговицы от красноармейских шинелей. Он очень дорожил этим своим военным складом и вел постоянную борьбу с Марьей Васильевной, которая вечно стремилась вытрясти из его карманов весь этот тяжелый металлический хлам.