— Борис Михайлович, двое в себя пришли!
Кравцов встал из-за стола и пошел в палату, чувствуя законную гордость. Да, значит, хоть и маленький, а не такой уж и плохой у него госпиталь, раз он восемь человек с тяжелым отравлением вытащил.
«Стоп! — тут же мысленно одернул сам себя Кравцов. — Пока еще насчет всех восьмерых радоваться рано. Мало ли у кого какие осложнения начаться могут».
Когда главврач вошел в палату, пришедшие в себя больные уже пытались разговаривать.
— Ну, как ваше самочувствие? — спросил Кравцов.
Ничего неожиданного не выяснилось. Оба чувствовали слабость, сильное головокружение, рези в животе. В общем, стандартная картина пищевого отравления. Странно было только то, что оба говорили, что чувствуют что-то похожее на опьянение, как будто бутылку пива десять минут назад выпили. Это ощущение никак не могло быть последствием выпитого — и времени много прошло, и промывание желудка сделали. Но особенно задумываться над этим Кравцов не стал — мало ли странностей в течении болезней бывает. Стало больным легче — вот и хорошо, значит, лечение было выбрано правильно и думать особо не о чем.
— Что же вы там вчера такое съели у японцев, что вас так придавило? — спросил Кравцов.
— Не знаю, — ответил один из больных. Второй молча пожал плечами. — В этих их блюдах поди разберись, — продолжил первый. — Лично я вроде бы ничего особенного не ел. Рис с подливкой, мясо, рыбу. Все незнакомые блюда или по маленькому кусочку, или вообще не притрагивался.
— Борис Михайлович, — на пороге палаты появилась медсестра. — Там Берегов в себя пришел!
Вот теперь у Кравцова совсем полегчало на душе.
Все же глава администрации есть глава администрации. О его здоровье он беспокоился особо.
— Борис Михайлович, он вас к себе зовет, — сказала Даша.
— Передай ему, сейчас подойду, — отозвался главврач, Он быстро померил очнувшимся больным пульс и давление, послушал дыхание и дал градусники.
— Минут через десять еще раз подойду, — сказал и вышел из палаты.
Сергей Степанович Берегов явно чувствовал себя лучше, чем те двое, которые пришли в себя первыми.
Кравцов вспомнил, что привезли Берегова в госпиталь предпоследним, предпоследним ему сделали и промывание. А в себя он пришел третьим, и лучше ему. Не иначе съел меньше или от природы здоровый.
— Ну, Борис Михайлович, рассказывай, что с нами за гадость приключилась? — спросил Берегов. Голос у него был еще довольно слабый, но в интонации слышалась легкая ирония, а это обнадеживало. Тяжело больной человек иронизировать не склонен.
— Отравление, Сергей Степанович, — сказал Кравцов. — Я еще недавно сомневался, но сейчас полностью уверен — отравление. Что-то вы, видать, у японцев несвежее съели. Или свежее, но русскому организму неподходящее. Вся ваша делегация здесь, в полном составе. Все семь человек.
— Семь? Нас же восемь, кажется, было.
— А, ну да. Еще один парень легче отделался. Но он тоже здесь, спит в коридоре.
Берегов кивнул. Несколько секунд он молчал, нахмурившись и явно о чем-то напряженно размышляя.
Потом спросил:
— Кто про все это знает?
— Про что?
— Ну, про наше отравление. И про то, что отравились в гостях у японцев.
— Да никто практически, — недоуменно пожал плечами Кравцов. — Я, медсестра, парень этот. Да еще родственники тех, кто заболел, но они, я думаю, насчет того, что болезнь связана с ужином у японцев, не догадываются. Я бы и сам про это не знал, если бы этот парень, который на ногах остался, мне не рассказал.
— Что за парень-то? Как его зовут?
— Сергей, кажется. Он не из наших, ну тот самый, который приехал недавно.
— Ясно, — кивнул Берегов. — Ну, насколько я успел понять, этот не из болтунов. Послушай, Борис Михайлович, об этой истории никто не должен знать.
— В смысле? — глаза Кравцова удивленно расширились.
— В самом прямом смысле. Не должно быть никаких слухов, что мы отравились у японцев. Ясно?
— Да… — растерянно протянул Кравцов. — А почему?
— Потому что мне ни к чему лишние неприятности.
Если это до газет дойдет, они знаешь, какой скандал раздуют? «Японцы отравили русскую делегацию» — я просто вижу такой заголовок в какой-нибудь газетенке. Сам посуди — оно нам надо? Кстати, из японцев кто-нибудь пострадал?
— Да, привезли одного.
— Ну вот! Значит, никакого злого умысла не было, а дело в том, что мы к их кухне не привыкли. Эх, чтобы я еще хоть раз всю эту восточную дрянь в рот взял!
— Сергей Степанович, я не понял, от наших, местных, тоже все скрывать надо?
— Да, — решительно кивнул Берегов. — Во-первых, скажешь одному, через день весь остров знать будет, а через два и до материка новость дойдет. Сам ведь знаешь, как у нас сарафанное радио работает.
А во-вторых, у нас к японцам и так относятся неважно. Зачем обстановку накалять? Услышат наши рыбачки, что японцы русских потравили, и поди им потом объясни, что это случайность. Начистят кому-нибудь из желтых морду, а мне потом из Владивостока по шее дадут. И не слабо дадут, уверяю тебя. Было негласное распоряжение — японцам этим, чем можем, помогать, и вообще, относиться предельно дружелюбно.
— Понятно…
— Ну вот и хорошо, что понятно. Я очень надеюсь, что ты, Борис Михайлович, меня не подведешь. Смотри, ведь ты меня знаешь. Если что, я тебе неприятностей вагон обеспечу.
Это был уже не больной, а начальник. «Всегда так, — с горечью подумал Кравцов. — Чуть что с таким вот господином случится — сразу к врачу, спасите-помогите. А чуть полегчает — сразу командовать начинает и угрожать. Сейчас-то он, допустим, прав, но все равно, мог бы и повежливее сказать. Я, между прочим, и его этой ночью лечил! Неизвестно еще, что было бы, если бы мы не успели сделать промывание».
Однако вслух ничего этого Кравцов, разумеется, не сказал. Он только еще раз кивнул и повторил:
— Да понятно мне все, Сергей Степанович. Не маленький, чай. Давайте лучше я вам давление померю, температуру и все, что положено.
Через два с половиной часа из отравившихся в госпитале осталось всего три человека. Каплей Селезнев, помощник главы администрации Игорь Сенин и японец. Всех остальных, пришедших в сознание и более-менее оклемавшихся, развезли по домам. Ушел домой и Кравцов — кофе уже не помогал, нужно было хоть часика три поспать. Можно было, конечно, устроиться в ординаторской, но там была только жесткая узкая кушетка, на которой не выспишься, а только намучишься. А жил Кравцов буквально в двух минутах ходьбы от госпиталя, так что в случае нужды вызвать его было просто.
Наблюдать за больными осталась одна медсестра. Она успела немного поспать за то время, пока больные приходили в себя, — тогда за ними присматривал Кравцов, а теперь роли поменялись.
И еще в госпитале остался Полундра. Уйти от больного друга он не мог, тем более что самому ему стало намного лучше. Да и идти было особенно некуда — жил он у Селезнева, а туда сейчас не отправишься. Можно было, конечно, пойти к японцам, но пять часов утра не самое подходящее для этого время. Медсестра Даша пустила его в ординаторскую, и они сидели с ней за столом, пили кофе, ели печенье и разговаривали, убивая время.
— Почему Селезнев никак в себя не придет? — спросил у девушки Полундра. — Ведь почти все уже оправились.
— Не знаю. Может быть, у него желудок слабый, а тут по нему еще такой удар. Да и не он один остался, еще кто-то из наших с ним и японец.
— Чем же мы все-таки отравились?
— Точно нельзя сказать, — пожала плечами медсестра. — Может быть всякое. Скорее всего, дело в том, что вы не привыкли к японской кухне.
— Ну не знаю. Мы, может, и не привыкли. Но уж кок-то их точно привык.
— Какой кок?
— Тот японец, которого к вам привезли. Он же кок у них на корабле. Все, что мы ели, готовил именно он.
— Всякое бывает, — повторила медсестра. — Может, он тоже на живот слабый. Вот я помню, в детстве однажды отравилась, хотя ела все то же, что и другие. А ночью проснулась от боли в животе, пришлось даже «Скорую» вызывать. А больше ни у кого ничего не было.