«Вот оно что, Тантина, вам больше не по душе мои подарки?! Вы их возвращаете, отвергаете, испытываете к ним отвращение… В таком случае, вы больше не любите меня?!»
И, чтобы доставить ему удовольствие, Тантина снова начинала объедаться. А что ты хочешь, чтобы она сделала? Ясное дело, симптомы усилились. К тому же, по причине рвот и диареи она начала тощать.
Мы с Николь часто навещали Тантину и ласково бранили ее. Ей следовало вернуться к здоровому питанию и есть как раньше.
Жители деревни тоже читали ей нотации. В булочной кумушки, усердно качая головами, выносили на всеобщее обсуждение меню Тантины. Молва быстро облетела Дорс, и все говорили только о Тантине. А следовательно, и о Марлене, которого сплетни превратили в ее палача.
В сентябре состояние Тантины настолько ухудшилось, что я поняла: настало время объявить Марлену войну.
— Мой милый друг, если вы будете продолжать пичкать Тантину, и она от этого умрет, деревня никогда не поверит в вашу невиновность. Напротив, жители будут думать, что вы специально это сделали, чтобы избавиться от нее по причине пожизненной ренты. И, откровенно говоря, в глубине души, я считаю, что вы вполне на это способны.
— Вы считаете, что я на это способен, говорите вы; что до меня, так я нисколько не сомневаюсь в вашей способности пустить подобный слух, а затем натравить на меня свору. Однако ваш расчет неверен. Местные люди просты. Они видят, как сильно я люблю Тантину, и что мне доставляет удовольствие баловать ее. А в восемьдесят лет, вполне возможно, что она и в самом деле покинет нас. Но здесь я буду ни при чем. И вам никогда не отыскать и крупицы яда в моих угощениях.
— Уж при мне-то не стройте из себя святую простоту! У вас нет никакой необходимости отравлять блюда, которыми вы ее пичкаете. Вы бессовестно балуете ее, и скоро она станет походить на собственную тень.
— Вы уже разорили меня, Майя, не могли бы вы оставить мне хоть несколько крох? В конечном счете, для вас будет ужасно, если я впаду в ярость до такой степени, что расскажу о ваших прошлых проделках и мошенничестве. Что для будущей директрисы «Монастеля» будет иметь самые нежелательные последствия.
— Вам нет никакой выгоды в том, чтобы распространять ложные слухи обо мне. Вспомните, что написано в Евангелии: «Горе тому, кто устроит скандал», к тому же, не забывайте о том, что обстоятельства смерти Гренье до сих пор покрыты мраком.
— Но уж я-то не имею никакого отношения к этому преступлению! И кстати сказать, это дело закрыто! Более того, нахожу вас довольно неосмотрительной, потому что кто, как не вы, выиграл в итоге от смерти Гренье? Вы нападаете на меня, обвиняете без разбора, в конце концов, я поверю, что идея с гадюкой принадлежит вам. Это в вашем стиле. Более целесообразно было бы, чтобы об этом происшествии больше не упоминали. Особенно для вас.
— Полноте, Марлен, и речи не идет о смерти Сержа Гренье. Я прекрасно знаю, что вы здесь ни при чем. Я говорю о его брате, том, которого обезглавили! Если бы он не умер, его земли были бы объявлены заповедными, значит, неподлежащими застройке. Однако вы правы, что было, то прошло. Поговорим лучше о будущем. Я пришла лишь для того, чтобы предостеречь вас: будьте осторожны с Тантиной. Деревня полнится слухами. Если она умрет, вас линчуют. Будет очень жаль!
Вот так Станислас прекратил травить Тантину слишком жирной пищей. Он даже принялся стряпать ей овощные супы, вареную рыбу и фруктовые компоты. Марлен опустошил ее шкафы, чтобы избавить Тантину от искушения, а еще для того, чтобы продемонстрировать Николь и другим жителям деревни свои добрые намерения. Подаренные старушке деликатесы он раздал соседям.
Марлен, как обычно, излишне усердствует!
Мой визит возымел действие: я припугнула его!
Самое забавное, что Тантина не оценила заботу, которую проявлял к ее здоровью совладелец. Она предпочла бы, чтобы у нее спросили ее мнение и чтобы ей оставили гусиную печень, фаршированных перепелов, рагу из дичи и деликатесы, которые, в конце концов, принадлежали ей. Она была согласна питаться супом всю неделю, но по воскресеньям желала устраивать пиршество.
Марлен же, потерявший от моих угроз разум, оставался непреклонен. Он изъял все, что могло причинить ей вред и… спровоцировал ее ненависть.