Бомбардиры, которым была поручена эта ужасная задача, подожгли судно в нескольких местах, а затем португальские корабли отошли на безопасное расстояние. Обреченным арабам, слышавшим треск горящего дерева и чувствовавшим запах дыма, удалось вырваться наружу, они стали бегать по палубе с ведрами и топорами, стараясь потушить пламя, проникшее внутрь судна через пробоины от выстрелов португальцев. Понимая, какая страшная судьба их ожидает, они приготовились дорого отдать сбою жизнь у них еще оставалось немного оружия, которое они скрывали от Гамы. Но сначала они еще раз сделали отчаянный призыв к милосердию. Женщины с воплем и стонами подбежали к бортам Они прижимали к груди своих детей, показывали на них и на немногие украшения на руках, горестно жаловались на своем языке и пытались безумными жестами смягчить сердце жестокого гяура. Все это ни к чему не привело. Гама, находившийся на корабле Иштавана, дал распоряжение взять арабский корабль на абордаж и снова зажечь его. Он стоял у окна своей каюты, глядя каменным взглядом на палубу обреченного судна — это была настоящая сцена из дантова «Ада». С палубы и из трюма «Мери» поднимался черный дым, красное и оранжевое пламя; люди, обожженные и закоптелые, делали жалкие попытки затушить пламя; женщины и дети с криками бегали по палубе, стараясь спастись от огня и от снарядов, которые градом сыпались на них, но громче всех, издеваясь, кричали и выли сами пираты-португальцы. Обезумевшие арабы хватали пылающие палки и доски и бросали их на палубы португальских кораблей, так что матросам Гамы пришлось серьезно взяться за тушение огня. Заставить Гаму отказаться от его кровавого замысла было невозможно. Он дал зверский приказ подойти к судну и поджечь его в тех местах, где огонь потух. Португальские корабли снова подошли к «Мери», и матросы, перепрыгнув через высокие борты, оказались на низкой палубе арабского судна. Они встретили ожесточенное, безумное сопротивление арабов, боровшихся за свою жизнь и за жизнь своих близких. Палубы были скользки от крови, но арабы снова и снова отбивали натиск португальцев, сплошной массой бросавшихся на судно.
Наступила ночь и португальские корабли отошли, боясь, что отчаявшиеся арабы могут в свою очередь взять их на абордаж или поджечь. Истощенные и беспомощные арабы еще питали слабую надежду, что, может быть, ветер и течение унесут их за ночь настолько далеко, что они смогут спастись, хотя их и окружали со всех сторон португальские корабли. Всю ночь можно было слышать, как арабы молились аллаху и призывали Магомета спасти их. Так эта неравная борьба, кажущаяся невероятной, длилась четыре дня и четыре ночи; португальцы снова и снова поджигали арабское судно, а арабы упорно тушили огонь. Хотя значительная часть судна была сожжена и многие арабы потонули, бросившись с пылающей палубы в море, команда кораблей Гамы начала уставать, флотилия теряла людей, снаряжение и время из-за одного и притом уже ограбленного судна, которое больше не представляло для нее никакой ценности. И в этот критический момент магометан предал и погубил один из их единоверцев. Лопиш рассказывает:
Адмирал отправился на корабль «Лионанда» и стал обсуждать с шестью или семью другими командирами флота вопрос… о том, что они вели [борьбу] в течение четырех суток и никто из них не сумел взять судно на абордаж, а только, проходя мимо него, они могли обстреливать его из бомбард; я наши люди уже решили оставить это дело, когда один из мавров, бросившихся в море, явился к нашему капитану и сказал ему, что, если тот пощадит ему жизнь, он доберется вплавь до судна и привяжет веревку к рулю, чтобы поджечь судно, и адмирал, решив воспользоваться этим, даровал ему жизнь и передал его Жуану ди Вера. У мавра были с собой золотые монеты [шерафимы], и он рассказал, что на корабле были большие богатства, которые бросили в море, и большое количество продовольствия; он также сказал нам, что в ящиках с медом и с маслом было спрятано много золота, серебра и драгоценных камней, и что они бросили все за борт, когда увидели, что мы не намерены щадить их жизнь. Их ярость была такова, что несколько раз е разгаре битвы мы видели, как люди, раненные стрелами, вырывают их и бросают их в нас руками и продолжают борьбу, словно они не чувствовали боли. Итак, после столь продолжительной борьбы адмирал поджег это судно с великой жестокостью и без малейшей жалости, и оно сгорело со всеми, кто был на борту.