И кто бы мог разделить их без великого труда? Ибо как только пленных ставили в какую-нибудь группу, дети, видя, что их отцы попали в другую, из всех сил вырывались и бросались к ним; матери обхватывали руками своих детей и ложились с ними на землю и принимали удары, совсем не жалея своей плоти, лишь бы только не отпустить от себя детей.
Очень беспокойно проходило это разделение еще и потому, что, кроме самих пленников, поле было полно народа, пришедшего из города и из окружающих деревень — в этот день люди дали отдых своим рукам (трудами которых они кормились) ради того, чтобы поглядеть на невиданное зрелище. И когда они увидели, как одни рыдали, а другие разбивали пленников на группы, это вызвало среди них такое волнение, что люди, распоряжавшиеся разделением, немало были смущены.
Инфант, в сопровождении своей свиты, сидя на могучем скакуне, был тут же; награждая своих любимцев, он выказывал мало интереса к своей личной добыче, ибо очень скоро он роздал все сорок шесть душ — причитавшуюся ему пятую часть добычи; самое ценное для него было в том, что осуществлялась его цель, ибо он с большим удовольствием размышлял о спасении тех душ, которые доселе были потеряны.
Итак, принц Генрих, великий магистр ордена Христа, человек, давший пожизненный обет безбрачия и радевший, казалось, только о самых высоких идеалах, восседал на коне и спокойно глядел на дележ своей добычи, на этих живых людей, на то, как оттаскивают жен от мужей и родителей от детей. Раздаривая их своим фаворитам, он ни на секунду не задумался, какие страдания переживают несчастные пленники — так поглощен был он заботой о спасении их душ! Хотя это может показаться нам и странным и невероятным, но то было не лицемерие, а истинный дух века. И Азурара, несомненно, искренен, когда он заканчивает свое повествование следующими словами:
Теперь их судьба совершенно изменилась, ибо раньше у них были погублены и душа и тело: душа потому, что они были язычниками, не ведавшими света и сияния святой веры, а тело потому, что они жили как звери … не знали ни хлеба, ни вина, не покрывали себя одеждой, не обитали в домах и, хуже всего прочего, пребывали в великом невежестве, — ведь они не понимали, что такое добро, а жили, отдаваясь животной лени… И теперь подумайте, какая награда должна была быть инфанту от господа бога за то, что он дал им возможность спастись — и не только им, но и многим другим, которых приобрел впоследствии …
И тут же он [принц Генрих] возвел Лансароти в рыцарское звание, щедро наградив его согласно заслугам и проявленным им высоким качествам. И другим вожакам он тоже дал высокие награды, так что те полагали, что труды их вполне вознаграждены, даже если не считать их основной доли.
Так на рынке Видория в португальском городе Лагуш началась современная европейская торговля черным двуногим живым товаром. Эта позорная торговля, пока она не была прекращена, вызвала насильственное выселение со своей родной земли по крайней мере двенадцати миллионов африканских чернокожих, и столько же людей при этом погибло[56].
Португалия вступила в новую эру своей истории. «Черная слоновая кость» (негры-рабы) и белая кость, золото, гвинейский перец[57] — все это влекло предприимчивых лузитанцев к новым рискованным плаваниям, к новым энергичным походам за рабами, к новым исследованиям, к новым, еще более жирным барышам. Прилив в страну африканских рабов в совокупности с правительственной политикой, поощрявшей браки между неграми и португальцами (последние с готовностью следовали этой официальной линии), медленно, но верно, самым глубоким образом изменял характер местного населения[58].
В 1444 году Нунью Триштан достиг реки Сенегал, а год спустя Диниш Диаш[59] обогнул Зеленый мыс. Поскольку одной из основных целей этих экспедиций была охота за рабами, известия о прибытии португальцев стремительно распространялись по всему побережью, туземцы встречали их очень враждебно, в результате чего среди португальских командиров были даже убитые[60].
К 1446 году в африканской торговле было занято уже пятьдесят одно судно и эти суда плавали на 450 лиг[61] дальше мыса Бохадор. Об исследованиях португальцев в течение нескольких лет после 1448 года мы располагаем, по каким-то не ясным нам причинам, очень скудными данными. Нет сомнения, что торговля развивалась, что смельчаки-мореходы, нащупывая свой путь средь неведомых ветров, течений и мелей, пробирались вдоль африканского берега все дальше и дальше к югу, что они захватывали туземцев всегда и везде, где только могли застать их врасплох. Португальцы постепенно упрочивали свои позиции на африканском побережье, строя укрепленные поселения и фактории. По существу, началась колонизация[62]. Туман неведения и неизвестности, окутывавший западный берег Африки, потихоньку рассеивался, уступая место ясному свету дня. Темные страхи перед сказочными чудовищами и вымышленными опасностями, о которых говорили древние предания, мало-помалу исчезали в лучах опыта, знаний и здравого смысла.
56
Страшное в своих подробностях описание того, как шла торговля рабами в 1788 году, дано очевидцем — морским врачом Александром Фалконбриджем в малоизвестном памфлете под названием «Отчет о торговле рабами на побережье Африки», Лондон, 1788.
57
Первоначально Гвинейский берег назывался Малагетским берегом, но в середине XVI века английские корсары стали называть малагетский перец «гвинейским зерном», после чего и сам берег получил название Гвинейского. Гвинейский перец — его называли также «райским зерном» — это едкие семена
58
Следует отметить, что с большинством рабов, согласно свидетельству писателей того времени, их хозяева обращались хорошо. Немало рабов обучались ремеслам, получали свободу и женились на португалках; потомки их постепенно сливались с белыми
59
Возможно, Нунью Триштан, как и Диниш Диаш, был одним из капитанов кораблей экспедиции Лансароти. Некоторые историки географических открытий полагают, что Триштан открыл устье реки Сенегал годом позднее, в 1445 году. Другие считают, что Лансароти в 1445 году открыл устье реки Гамбия — к югу от Зеленого мыса. —
60
У многих африканских племен в то время существовало рабство, и эти племена вместе с португальцами занимались гнусной торговлей рабами.
Роджер Барлоу в своей книге «Brief Summe of Geographies, написанной в 1540 году, говорит о племенах Гвинейского берега следующее: «В этой стране один человек захватывает другого, например брат сестру или брата, а то отец сына, и продает его на приходящие туда португальские корабли за клочок цветной ткани или за медные кольца, а португальцы увозят того в Испанию и продают в рабство».
61
Нельзя точно сказать, о каких лигах идет речь; всего вероятнее, поскольку говорится о Португалии, здесь подразумевается португальская лига, равная 6173
62
На Африканский материк португальцы в XV–XVI веках не пытались направлять значительную массу колонистов, хотя бы такую, как в Гоа. Там была лишь так называемая «точечная» колонизация — организация нескольких приморских военных и торговых пунктов в местах, которые они считали наиболее удобными для этих целей. В этом — резкое отличие португальской колонизации в Африке от колонизации в Бразилии, начавшей развиваться с середины XVI века. —