Капитан- лейтенант вернулся к чаю, пододвинув к себе подстаканник. Он опять отпил немного, но лучше бы этого не делал. Чаем ЭТО назвать было сложно, особенно если уже приохотился к нормальному чаю. Именно нормальному, на хороший у тогда лейтенанта денег бы точно не хватило. Подумал, а если заварить свой чай у проводника- так ночью не заснёшь. Лучше поутру хорошего чаю сделать, а сейчас спать, как подумал Стабров.
Сон в летнюю ночь
В юности Сергей Петрович увлекался Шекспиром, многое перечитал, и в его поэзии понимал преотлично… Перед дождём, когда сильно падало давление, Стабров чувствовал себя преотвратно, голова болела и кружилась, и начинали преследовать тяжёлые сны. Капитан видел своих друзей с миноносца «Страшный». Он их видел живыми, они с ним здоровались, моряки занимались своими делами, а их қорабль во сне стал ослепительно белым. Только вот Малеев без устали носил коробки патронов для митральезы. Бывали и жуткие сны- развороченная палуба японского корабля, в дырах, словно это дуршлаг, и кровь на палубе, будто малиновое варенье разлили.
Но сегодня ночь, после этого суматошного дня, выдалась спокойная. Он принял немецкий аспирин, порошок, запив его теплой водой, и заснул сразу, позабыв про свою больную голову.
Он с сопровождающим, японским офицером Мэдока Такахаси ехал на поезде в Дого, на воды. После контузии и осколочного ранения доктор Красного Креста прописал лечение и командование лагеря Мёэндзи в Мацуяма, не стало в этом препятствовать. Бани здесь были деревянные, из хорошего дерева. Сергей Петрович переоделся, и вместо мундира был теперь в халате, или по местному в кимоно, и деревянных банных тапочках. Он сел в бочку с горячей водой, рядом в такой же бочке сидел Мэдока Такахаси, и довольно пыхтел, выражая удовольствие. Они вышли передохнуть и попить чай. Японец понимал по- английски, так что Стабров говорил с ним на языке Шекспира.
– Я больше пуэр люблю, – говорил лейтенант.
– Пуэра много сортов, – заметил японец, – у каждого свой вкус и аромат.
– Согласен. Не думаю, что бы нам привозили нечто удивительное. Покрепче, и то хорошо.
Оба надолго замолчали, наслаждаясь моментом счастья. Но тут их отвлекли. Подошли даже японские молодые барышни, и поклонившись, передали мандарины и печенье. Одна из гостий увлекла японца в одну из комнатушек, и рядом с русским присела прелестная молодая японка.
– Меня зовут Игами Окуё, – представилась барышня по – английски.
– Лейтенант Стабров Сергей Петрович, – растерявшись, пытался дотронуться до головного убора, которого на нём здесь не было. Кто же, позвольте узнать, фуражку в баню надевает?
– Пойдёмте, я вас развлеку, – загадочно начала красавица.
Девушка, с очень правильными чертами лица, с небольшим носом с горбинкой, хотя и небольшого роста, была прелестно по -женски сложена, так мило улыбалась, и отказаться было решительно невозможно. Он пошёл за ней, барышня быстро разделась, и присела на циновку. Моряк не может разочаровать барышню, пусть и японскую, и лейтенант мигом тоже разделся догола.
– Ты очень красив, – не опуская глаз, заметила японка.
– Красавица, – в тон ей ответил Стабров, привлекая девушку ближе к себе и касаясь её крепкой груди и крепкой и округлой задницы.
Кстати оказались уроки Аннушки-китаянки, и русский моряк удивил женщину из Страны Восходящего Солнца прекрасным массажем, так что в долгу перед красавицей он не остался.
– По средам я буду приходить в дом рядом с вашим лагерем, – пообещала прелестница, исчезнув через другую дверь.
Лейтенант вернулся в гостиную в отличном расположении духа, голова больше не болела, а в его руке был кулёк с печеньем и мандаринами.
– Повеселел? – спросил его лейтенант Мэдока Такахаси, – голова не болит?
Стабров отрицательно покачал головой, и положил гостинец на стол.
– Вот, угощайся.
Японец отчего -то удивлённо покачал головой, и прошептал по – японски.
– Поедемте в лагерь, лейтенант.
– Конечно.
Он вернулся в свой барак затемно, где делил комнату с четыремя флотскими офицерами с броненосца «Бородино».
Через неделю вечером, Стабров осторожно прошёл мимо бараков, стараясь не попадаться караульным. Охраняли собственно, не так что бы усиленно- убежать не убежишь, океан кругом, а русский человек отличается от местных и лицом, и ростом. По крайней мере, так утверждали некоторые циники. Но вот, среди зарослей оказался синтоистский храм, а за ним стоял так ожидаемый моряком дом. У входной двери висел масляный фонарь, освещая путь ночному путнику. Лейтенант поднялся по деревянным ступенькам, постучался в дверь и ему открыли. Пожилая женщина знаками показала, куда ему пройти. Сергей Петрович разулся, и в чулках вошёл в дом. Четыре фонаря горели по углам комнаты, и здесь было довольно светло.