Эта же оптическая погрешность чуть не стоила нам жизни. Где-то на горизонте появилось длинное, как карандаш, тело баржи, и я не обратил на нее внимания, несмотря на то, что она двигалась в нашем направлении.
Баржа тем не менее приближалась намного быстрее, чем я рассчитывал, хотя и не сомневался, что успею пересечь ее курс на безопасном расстоянии. Но прошло всего несколько минут, и я увидел, что баржа уже слишком близко и на всех парах несется прямо на нас. Останавливаться было уже поздно, и я из последних сил приналег на весла. Игнат был спокоен и с безразличием смотрел на терракотовый нос судна, от которого, словно усы, расходились пенистые волны. Уже можно было рассмотреть якорь, спасательные круги на леерном ограждении, большие квадратные окна на белой надстройке, а наша лодчонка все еще не перебежала дорогу перед этим гигантом.
Я хоть и не паниковал и старательно скрывал опасение быть раздавленным, о драматизме ситуации говорило лишь то, с какой скоростью я работал веслами. При каждом взмахе лодка подпрыгивала, как резвый дельфин. Брызги летели во все стороны и, должно быть, чем-то напоминали Большой Петергофский фонтан. Я уже не смотрел на баржу и только лихорадочно отгребал от себя море. Мы каким-то чудом проскочили перед самым носом баржи, нас обдало теплым ветром, закачало на волнах, и наши легкие наполнились сладким дымом цивилизации. Игнат даже порозовел от удовольствия, глядя на колоссальную красно-коричневую громаду, проплывающую в нескольких метрах от нас. Уронив в изнеможении руки, я тоже смотрел на судно, набитое товаром и людьми, этими поднебесными существами, которые даже не заметили нас, как слон не замечает ползающих в траве муравьев. Бесполезно было кричать, махать руками и рвать на себе волосы. Баржа резала море, словно плуг пашню, и ее капитан, вооруженный мощной телескопической оптикой, смотрел далеко вперед.
Я поразился тому доверию, которое возлагал на меня Игнат. В этом доверии было что-то детское, безусловное – и там, на «Галсе», когда я ринулся под пули, увлекая Игната за собой, и сейчас, когда греб с мощностью небольшого атомного ледокола, чудом не угодив под титанический утюг. Везет же тем людям, которые могут вот так всецело положиться на постороннего человека! Я так не умею. Я привык доверять только себе, и даже когда Ирина садится за руль и везет меня по пустынным улочкам города со скоростью двадцать километров в час, я чувствую себя скверно и помимо своей воли топчу ногами резиновый коврик в поисках педалей управления.
Впрочем, вволю поразмышлять над странностями моего спутника мне не пришлось. Едва баржа, словно театральная декорация, уплыла в сторону и очистила горизонт, как я увидел белый кораблик с нацеленным на нас бушпритом, напоминающим кинжал. Стройная, горделивая мачта его маятником качалась вперед-назад, что говорило о немалой скорости движения, нос отважно зарывался в волны и взмывал вверх, тонированные стекла рубки отражали солнечные лучи.
Я с ужасом узнал яхту «Галс».
– Кажется, – сказал я, – сейчас опять начнутся неприятности…
Игнат обернулся и вдруг вскочил, победно вскинув вверх руки.
– Судьба дает нам шанс! – произнес он с подавленным волнением. – Не надо больше никуда плыть. Мы должны принять бой!
Он решил встать во весь рост, чтобы обозначить себя и дать яхте курс, словно маяк. Я потянулся к пакету с сухим пайком, нащупал консервный нож и с короткого замаха вонзил треугольное лезвие в тугой, как брюхо коня, борт лодки.
Глава 7
Предельное насыщение адреналином
Воздух с шипением рванул наружу, запузырилась вода вокруг дыры, лодка стала сморщиваться, уменьшаться в объеме. Игнат, потеряв равновесие, упал на четвереньки, попытался вскочить снова, но я толкнул его в плечо. Мы оба полетели за борт.
Вспенивая вокруг себя воду, Игнат закричал, но не от страха, как прежде, не из-за боязни утонуть. Он кричал от злости. Я снова поступил по-своему, навязав ему свою волю. Его мокрое лицо было перекошено от злобы, волосы налипли на лицо, словно чернильное пятно. Отчаянно размахивая руками, он кое-как догнал лодку, через которую уже перекатывали волны, схватился за борт, но тот сложился пополам и ушел под воду.
– Ты что сделал?! – закричал Игнат, кружась на месте и пытаясь высмотреть яхту.
Но горизонт закрывали сменяющие друг друга волны, и мы не могли видеть яхту, как и бандиты уже не могли видеть нас. Мы спрятались за волнами, как за кочками в поле. Игнат, убедившись, что от лодки уже нет никакого толку, вцепился в меня. Его хватка была мертвой, острые ногти впились в мою руку. Наше положение было безрадостным, и все же мы жили, мы могли продержаться на воде еще несколько часов и надеяться, что нас подберет какое-нибудь судно. Встреча же с бандитами не оставляла нам никаких шансов. Они бы расстреляли нас вместе с лодкой, не позволив нам даже прикоснуться к корпусу «Галса».
Мы барахтались в воде, отгребая от себя размокшие галеты и обертки от шоколада и чая. Лодка уже напоминала распластавшийся на поверхности воды кусок рваной ткани. Ветер относил ее все дальше и дальше, и вскоре она затерялась среди волн. Яркий, словно апельсиновая шкурка, обломок посадочного щитка покачивался рядом со мной. Он напоминал прикормленную собачонку, которая захотела быть со мной и утонуть со мной. Я выловил обломок и стал отгребать вниз, под себя, удерживаясь на плаву.
– Ты трус, – бормотал Игнат, морщась, как от боли. Можно было подумать, что он плывет в ледяной воде.
Я не стал возражать, так как считал, что сейчас не самое удачное время для дискуссий. Не знаю, в какую сторону я плыл. Увидеть берег уже было решительно невозможно, и я напоминал себе карлика в кинозале, когда вокруг сидят великаны, повсюду широкие спины и затылки, и один леший знает, где экран и что на нем показывают. Впрочем, уже не имело принципиального значения, где находился берег, ибо нечего было даже мечтать, чтобы добраться до него вплавь. Нам надо было просто держаться на воде.
Я сказал об этом Игнату и обратил внимание на то, что он меня не слушает, а его взгляд обращен куда-то за мою спину, и в этом взгляде было столько алчной жажды! Я обернулся и увидел, как за рваными волнами движется заостренный кончик мачты. Самой яхты мы видеть не могли, и в этом было наше спасение. Движение мачты становилось все более медленным, и в конце концов она замерла. Должно быть, бандиты нашли нашу лодку и теперь старательно всматривались в волны. Будь Фобос догадливее, он обязательно приказал бы кому-нибудь забраться на мачту и сесть верхом на гафель. Случись это, нас бы неминуемо заметили…
Игнат вдруг оперся о мою голову, как о перила или край стола, и, приподняв свое тело над водой, замахал рукой и закричал. Это не был крик утопающего. Игнат словно играл в прятки, высовывался из укрытия и дразнил: «Эй, я здесь! Возьми меня! Ну-ка, догони!» Я схватил его за плечи, чтобы окунуть с головой, но Игнат вцепился мне в горло, и я прямо перед собой увидел его мокрое бледное лицо.
– Не держи меня!! – орал он, глотая воду, захлебываясь и отплевываясь. – Пусть они только подплывут ко мне! Пусть только поднимут меня на борт…
– Игнат, они не поднимут тебя! – пытался я разубедить обезумевшего товарища. – Они расстреляют тебя, как морскую мину! Пойми, ты им не нужен! Ты свидетель, и они тебя уберут!
– Я перегрызу им глотки! Я разорву их на части! – пуще прежнего заводился Игнат и снова попытался опереться о мои плечи и приподняться над водой.
– Как же ты сможешь перегрызать глотки, если боишься стать убийцей? – попытался я завязать дискуссию, но Игнат лишь молча отмахнулся от меня.
Я должен был успокоить его любой ценой. Не без труда оторвав его руку от моей майки, я ударил его самолетным щитком по затылку. Удар был несильный, скользящий, он носил больше демонстративный и воспитательный характер, но на Игната это сразу подействовало. Он откинул голову, погрузил затылок в воду и, хватая воздух губами, стал смотреть в небо.