— Да сломаешь ли один-то? Эх, кабы мне еще одну руку…
— Сломаю! А если и нет, хоть дырку ломом пробью, только бы бутылку просунуть!
— Заметано! Предложение товарища Чирикова Степана, он же Аника-воин, принято единогласно… Теперь ваш план, товарищ! — обратился Варкин к Еваньке. — Тоже недурно, — одобрил он выдумку ребят, выслушав Еваньку. — Только надо повременить.
— Да ведь помрут, не пивши сколько времени.
— Терпели дни, часок потерпят…
— Надо у ворот сторожить: Федор Иванович с Ферапонтом вернутся, ключ принесут.
— У ворот, пожалуй, посижу, — предложил Чириков. — Чем я не дворник?
Андрюшка и Аганька, когда Еванька рассказал им про решение старших, не согласились ждать.
Наступила ночь. Канонада с темнотой не утихала, даже разгоралась сильней. Удары тяжелых орудий доносились со стороны Кремля. Смена юнкеру все не приходила. Ребята приступили к делу.
Аганька пронесла ведро с водой как будто в погреб и притаилась за углом караулить на тот случай, если бы юнкер вздумал пройти вдоль дома до угла. Еванька обвязался по поясу концом веревки и полез вверх по водосточной трубе.
Мальчишка поднялся к самому свесу карниза, пролез между карнизом и коленом трубы и повис на нем грудью. Труба хрустела и мялась, угрожая сломаться. Еванька развязал веревку на поясе и начал закидывать конец на крышу. Веревка хлопала концом по железу и сваливалась назад. Наконец там, наверху, догадались. Веревку потянули, подергивая. Андрюшка привязал к нижнему концу веревки ведро с водой и к его дужке записку:
«А хлеб у вас есть, товарищи?»
Во мраке
В погребе Анна Петровна начала успокаиваться. Стрельба и канонада сюда доходили глухо. Казалось, что примус под чайником гудит куда сильнее.
Анна Петровна оглядывала слабо освещенный свечами в медных шандалах свод погреба.
На нем вместо росписи виднелись причудливые пятна плесени и сырости. Мокрицы ползали по своду и падали, напоминая капли. Сквозь ковер, постланный на бетонном полу, проступали черные пятна воды. Свечи слегка коптили. Анна Петровна все поглядывала на закрытый люк вверху.
— Нет, здесь еще страшнее! — вздрогнув, сказала она.
— Полно, мама! Ждать осталось недолго, — утешал Костя мать. — Не сегодня, так завтра утром большевики сдадутся. Папа придет с юнкерами, а тех, с чердака, прогонят, и мы вернемся в дом…
Время шло медленно, но свечи быстро убывали, оплывая, и все более коптили. Анна Петровна забылась, сидя на стуле, и, клонясь на бок, едва не упала. Нянька села с ней рядом, подперла плечо барыни своим плечом и тоже задремала.
Косте не терпелось. Он осторожно и медленно поднял люк, чтобы блок не визжал, оглянулся: мать и нянька не шевельнулись. Костя, опустив за собой люк, вышел на погребицу и, приоткрыв дверь во двор, остановился на пороге, пораженный синим светом раннего рассвета.
Прямо перед собой Костя увидел за углом дома Аганьку, Андрюшку и Еваньку. Мальчишки привязывали к веревке буханку хлеба, Аганька наливала воду в ведро. Веревка натянулась, и груз, кружась, медленно поплыл вверх…
— Что вы делаете?! — закричал Костя.
Он подбежал и хотел схватить ведро, но не достал; Андрюшка сбил Костю на землю ударом в подбородок.
Костя вскочил на ноги и, выбежав за угол дома, крикнул юнкеру:
— На помощь! Скорее!
Дремавший в кресле юнкер спросонок кинулся сначала к входу на чердак, потом к воротам и оттуда увидал ребят, а на крыльце лазарета — солдата с винтовкой. Юнкер выстрелил с колена. Аганька вскрикнула и свернулась на землю комком. Грянул второй выстрел со стороны лазарета. Юнкер побежал. Чириков выстрелил еще раз. Юнкер рухнул на землю.
Аганьку подняли; она стонала.
— Жива? Беги, Еванька, за Лизаветой, — распорядился подбежавший Варкин.
Он повернулся к Косте. Тот стоял, ошеломленный, у раскрытой двери в погреб.
Варкин подошел к нему и, засунув правую руку в карман, сказал:
— Для тебя, гадюка, у меня есть подарок!
Костя отскочил, захлопнув за собой дверь, поднял люк и скатился вниз по лестнице.
— Что случилось, Костя? Где ты был? Что с тобой?
— Ничего, мама, ничего… — бормотал Костя, охваченный дрожью; он стучал зубами. — Все в порядке, уже рассветает…
— Всё стреляют?
— Стреляют, мама!
— Ах, если бы забыться и заснуть!
— Тебе надо прилечь, мама.
Костя огляделся и увидел в углу погреба большой рундук, накрытый замызганной рогожей.
— Вот, мама, тебе здесь будет хорошо! Мы сейчас тебе устроим великолепную постель.