— Куда это вы собрались?
— В гостиницу.
— Я сейчас пошлю Стаса за билетами.
Наталья Васильевна взяла меня за руку и повела из зала. У двери обернулась:
— Папа, мы полетим завтра, и не очень рано.
Клин вспомнил, кто здесь главный:
— Хорошо, дочка.
Я тоже кое-что вспомнил.
— Стас, отдай-ка мне сигареты.
* * *Я сидел на краю гостиничной кровати совершенно голый, если не считать наброшенного на колени уголка простыни. Позади меня сидела совсем голая Наталья Васильевна. Наше взаимное узнавание бурно и ликующе пронеслось по номеру от ванной до постели, где и завершилось, принеся мне новый приступ головной боли.
Её осторожные пальцы чертили зигзаги на моем затылке, темени, висках, иногда к ним присоединялись и губы. Два теплых круглых котенка терлись носами о мои плечи.
Боль отпускала. Я блаженствовал, утопая в ощущениях, почти не слушая Наталью Васильевну.
Я, кажется, был счастлив.
— …он тогда учился в морском училище имени Макарова. Ну, форма и всё такое…
— Имени адмирала? — зачем-то спросил я. Наверное, чтобы показать, что я внимателен, как никогда.
— Имени пистолета, — ответила бдительная Наталья Васильевна. — Не хочешь, могу и не рассказывать.
— Прости, Наташа, я слушаю, только не очень внимательно.
— Ну тогда слушай хотя бы с интересом.
Я протянул руки назад, обнял её ноги и стал слушать с интересом.
— Ну вот, высокий, красивый, в форме. Танцевал так здорово. Я тоже хорошо танцевала. Мы на танцах и познакомились. А летом я сбежала с ним в Одессу. Я не то что в него влюбилась. Молоденькая была, глупая, да и одна совсем. Папа тогда работал у сумчатых, а мама от нас еще раньше ушла. Чему ты улыбаешься?
Я действительно улыбнулся, но вроде бы не затылком.
— Да трудно представить Клина челноком.
Наталья Васильевна рассмеялась.
— Папа и не был челноком. Он работал в Австралии. У него был хороший контракт и перспектива открыть свою фирму. Совместное предприятие. Всё пошло прахом.
— Почему?
— Из-за меня. Папа все бросил и вернулся. Это было его первое настоящее дело. Раньше мы бедно жили. Я и на море-то до этого не бывала. Но он меня не винил. Дела появились новые, а я у него одна… Мы с Виктором жили на даче. Тогда дом гораздо меньше был — это они потом отстроились. Виктор Викторович ко мне очень хорошо относился. Он работал где-то в культурном секторе, начальником управления, что ли, и обещал устроить нам с Виктором гастроли на лето. Ты слушаешь?
— Да.
— А то у тебя что-то руки затихли. — Наталья Васильевна чмокнула меня в ухо. — А почему у тебя уши опухли?
— Это чтобы лучше слышать.
— А шея опухла, чтоб лучше ярмо носить? Ладно, завтра покажешь, кто тебе надрал уши.
Её неустающие пальцы соскользнули мне на шею. Мои руки тоже продолжили свой путь.
— Да, так вот, Виктор мне быстро разонравился, и я вернулась домой. А через два дня приехал папа. Я немножко поплакала, он немножко посердился. Но страх у него остался. Ведь у него, кроме меня, никого нет. Зато мне стало легче управляться с ним. Когда до него дошли слухи о моих беспорядочных связях, и он попытался на меня наорать, я сказала, что меня подсознательно тянет к мужчинам из-за недостатка отцовской любви. Проблема была решена в мою пользу — он купил мне машину. А потом и другую вместе с шофером, телохранителем и возлюбленным в одном флаконе. Я хмыкнул.
— Да, сэкономили… И часто ты его так взбадриваешь?
— Нет, милый, не часто. Во всяком случае, возлюбленного он мне купил только одного, и тот сбежал через полтора месяца. Кроме того, я ведь тоже боюсь. Я боюсь, он иногда жалеет, что у него дочь, а не сын, что с сыном ему было бы легче.
В этот раз я не собиралась уезжать. Когда позвонил Алекс и мы договорились встретиться в «Лучике», я специально вызвала тебя. Пораньше. Чтобы рассказать… ну, может, посоветоваться… в общем, затащить тебя наконец в постель. Я же знала, что ты влюбился в меня по уши с первого взгляда. А ты приехал такой неприступный…
— Восхищён железной логикой ваших последующих действий, Наталья Васильевна.
— Вот-вот, именно такой! — Она рассмеялась. — Бросил беззащитную принцессу одну в огромном городе и не позвонил ни разу. Хорошо, хоть догадался Алексу нос разбить, «Я плохо хранил ваше тело», — передразнила она меня. — Да ты его, можно сказать, законсервировал до сегодняшнего дня. Вот скажи, чего ты тянул? Молчишь? Как же, ты стоял в карауле, а на посту сексуально сноситься запрещено, стоя и с командиром. Твои извилины выстроены в колонну по четыре, Уберите руку, прапорщик!