Десять тысяч долларов за Ленку! Где я их возьму? Хотя если занять на полгода, то, работая у Клина… Но вполне возможно, я у него больше не работаю. Уволен за прогулы. Мойдодыр, вовремя не явившийся на отмывание денег…
Тут меня осенило. Это же явная разработка версии с Клином. Кто должен платить за секретаршу и одного из ведущих сотрудников? Естественно, их общий босс, счастливый обладатель лишних десяти тонн баксов. То-то он мотался перед моим отъездом туда-сюда.
Что же Костик мне ничего не сказал? Не знал? Конечно, не знал.
Я выдохнул медленно, чувствуя, как тает внутри сталактит страха. Денежные вопросы — не моя сфера.
— Выходи, приехали, — подтолкнул меня левый и добавил: — Только давай без фокусов, а?
— Для фокусов нужна ловкость рук, а мои в «браслетах». — Это оттаивал, огрызаясь, глупый сверчок.
— Тебя предупредили, — из темноты двора сказал правый.
2
Квартира, в которую меня привели, располагалась на первом этаже двухэтажного дома. Внутри было опрятно.
Меня посадили на тяжеленный старый стул, завели руки назад между перекладинами спинки и застегнули наручники, потом ушли на кухню. Они мирно курили, беседовали, кого-то ждали. Меня словно и не было. Это была психологическая обработка. Я их раскусил и не поддавался. Просто сидел как памятник.
Запахло сыром, колбасой, кофе. Я сглотнул и попытался отвлечься, выбрать хоть какую-то линию поведения, продумать их вопросы и мои ответы. Не получалось. Очень хотелось курить.
— Эй, террористы, — позвал я, изнуренный ожиданием. — Отдайте сигареты, на десять, тысяч можно и свои курить.
Загремели стулья, и все четверо вошли в комнату.
Я их уже знал по именам.
Стас — водитель — плотный, хмурый, с молотообразными кулаками, которые успели пройтись по моей спине. Рядом — Чарик, яркий южанин, с легким акцентом, стройный, с расходящимися плечами, кажется, старший. За ними стоял Сом, на Сома ничуть не похожий. Вряд ли он жил под сваями, скорее он их забивал головой. Ну и, наконец, прямо надо мной горой возвышался Пояс, у которого отсутствовал и пояс, и талия, и все, что с этим сопряжено. Зато был большой живот, который, видимо, и обеспечивал кличку.
Они стояли и молчали. Я доверчиво глядел на них снизу вверх. Про сигареты никто и не вспомнил.
Выдержав необходимую паузу, Пояс почти ласково спросил:
— Где она?
Я открыл рот, закрыл, остолбенел, понимая, что не ослышался.
Увидев мою форсированную мимику, Пояс повторил на всякий случай:
— Где она? Куда ты ее отвез?
Нет, к этому вопросу я был абсолютно не готов.
Раскрытая ладонь ударила в ухо. Я дернулся.
— Так лучше слышно? — поинтересовался Пояс.
— Слышно хуже, — ответил я.
Удар по второму уху.
«А так?» — Я догадался по его губам.
— Совсем не слышно.
— Хорошо, — подбодрил меня Пояс. — Так где же она?
— Я не знаю.
Надо было еще чего-нибудь добавить, но я обалдел от звона в ушах и упустил момент.
Пояс захватил воротник моей куртки с двух сторон и, упираясь мне в кадык, начал медленно сводить кулаки.
— Не знаешь? А номер части знаешь? Фамилию командира полка? Сколько у вас танков?
Моё горло превратилось в тоненький капиллярчик, в котором к тому же застрял кашель. Пояс ослабил хватку. Я судорожно схватил воздух, и всё повторилось снова, и ещё, и ещё. Я выгибался дугой, пытаясь выдернуть руки из «браслетов», комната плыла, вертелась, вспыхивала и гасла. Было вроде бы и не больно, но как-то очень отвратительно. Наверное, так же чувствовал себя Никитич, когда я лил водку на землю.
Я сидел, пытаясь отдышаться. Слёзы градом лились из глаз, хрип, свист и кашель рвали горло. Любопытная четверка чаевничала на кухне.
— Эй ты, окунь, чего-нибудь узнал? — крикнул Сом.
Сравнение меня развеселило, и я дважды гавкнул.
— Смотри-ка, вспомнил что-то смешное. Пойду узнаю. — Это был непоседливый Пояс.
— Хватит, Пояс. Толич же сказал: его подождать. Он и так сейчас нервный: — А вот это уже Чарик. Славный парень.
— Кстати, Стас, давай собирайся. Пора ехать за шефом.
— Я тогда пойду пока, рухну. — Пояс прошёл мимо меня, открывая дверь смежной комнаты.
— Чарик, шеф приедет — пнешь?
— Я пну, — прошелестел я.
Пояс подошёл.
— Ты не подслушивай. Ты доживи, пинатель. — И шарахнул мне по обоим ушам сразу. Потом он ушел в комнату и рухнул.
Стас с Сомом ушли. На улице завелась и отъехала машина. Чарик курил на кухне.
Мне вроде надо было что-то обдумать, но мешал звон в ушах, да и вообще вся эта чушь не поддавалась логическому осмыслению. Одно я знал точно: это еще цветочки.
Сом запер входную дверь, появился в комнате и рассеянно оглядел меня, скрючившегося на стуле. Вспомнил:
— Ты кого назвал террористом, гаденыш?
Сом сгрёб меня за шиворот. Я напрягся и почувствовал какую-то степень свободы в руках. Сом душить меня не стал, а просто двинул локтем по челюсти. Не сильно, но чувствительно.
Я елозил руками за спиной. Кажется, планки внизу отошли от спинки стула вместе с гвоздями, когда мной занимался Пояс.
Сом, удовлетворенный, отошёл. Ему не спалось, не курилось — он маялся.
Я осторожно манипулировал непослушными пальцами, освобождал цепочку наручников. Надо только дождаться удобного момента.
Сом заглянул в спальню, задумчиво посмотрел на спящего Пояса.
— Иди, сделай это, — не удержался я. — Я никому не скажу, не бойся.
Пока Сом обдумывал мое предложение, я успел проклясть свой язык, сверчка и Алекса. Наконец Сом понял, исказился яростью и двинулся ко мне, отводя руку.
— Ну, всё, тебе быстрец, ублюдок!
Конечно, он не ожидал, что я встану со стула, да еще до того, как его кулак завершит траекторию, поэтому успел дважды удариться очень уязвимым местом о мое затекшее, но быстрое колено. Я завершил серию ударом головой в смявшееся губкой лицо, и Сом шумно завалился на пол.
В спальне громыхнул Пояс, кинулся из кухни Чарик. Я зацепил стул ногой и с усилием швырнул его к кухонной двери. Чарик подпрыгнул почти успешно, но стул, кувыркаясь, ударил его ножкой по коленной чашечке, и Чарик растянулся в коридоре, саданув лбом в дверь туалета.
За моей спиной было окно, темный двор, ночная Одесса — всё благоприятствовало бегству. Оставался неповоротливый Пояс. Я крутанулся.
Он уже стоял в дверях смежной комнаты на одной ноге, Его живот метнулся влево, а справа мне в голову полетел упакованный в тяжёлый расшнурованный ботинок великолепный маваши-гэри, лучший из всех, виденных мной когда-либо наяву. Еще я успел с сожалением и досадой отметить, что поспешно и превратно истолковал кличку. Если бы эти звали его не только по отчеству, а полностью — Черный Пояс — не было бы никаких разнотолков.
Больше подумать я ни о чем не успел, только дернул руками за спиной, мысленно ставя блок, и довольно благополучно и безболезненно отбыл в чудесную страну, где нет ни Поясов, ни Мойдодыров, а целомудренные Натальи Васильевны растут прямо на деревьях.
Разбудил меня новый голос. Он молотил по моей расплющенной голове не хуже Пояса. Разгорался скандал.
— Я предупреждал вас, что хозяин — мой старый друг? Чтобы был порядок? Что вы здесь устроили?
Это, несомненно, бушевал Шеф. Дождались, родимые.
— Стул сломан, на полу — кровь! Что я скажу хозяину? Чарик, что он говорит?
— Ничего не говорит, Толич. Только кривляется и дергается, да? — сдал меня Чарик.
— А ты здесь на что? Зачем вы ему дали все сломать? Я предупреждал, что бы до моего приезда его не трогали? Чарик, где вы его откопали? Я по телефону не все понял.
— Да в той конторе, что вы говорили, Толич, там он и засветился. Потом почувствовал что-то, стал по всему городу мотаться, а потом в аэропорт — и в Одессу. Как вы и говорили.