Тайник в трюме был подготовлен заранее. Вряд ли кто-нибудь из машинной команды стал бы прятать в трюме серьезную контрабанду, и Колька с Хомутом — не исключение. Визит чёрной таможни застал их врасплох, поэтому они не успели подготовить место у себя в машинном отделении и спрятали водку в первую попавшуюся щель между мешками. По той же причине искать пакет с пропавшей наркотой убийца должен был в машине, а не в трюмах. Но он не мог этого сделать, пока там шла круглосуточная работа. И вот сегодня ночью, сразу после гибели Олега, в машине появился Валя.
Валя все время был в стороне от событий. Но только Валя умел бесшумно открывать стальные задрайки дверей и люков, и только матрос смог бы так быстро и уверенно передвигаться по темному трюму. И, пожалуй, только Вале мог поверить Олежка, сидящий ночью в засаде.
За те двое суток, что я не видел Валю вблизи, он заметно изменился. Небритые щеки ввалились и посерели от недосыпа, руки сбиты в кровь от откручивания сотен гаек и черные от мазута, а взор безумно сосредоточенный.
В том коротком промежутке остановившегося времени, когда мы молча смотрели друг на друга, я увидел в его глазах их всех пятерых, вычеркнутых из судовой роли и из списка живых. Я подумал, что вот так же он смотрел на каждого из них, и теперь он неотрывно смотрел на меня, а я хотел, чтобы он отвернулся. И я с силой ударил его рукой с зажатым пистолетом в лицо, раз, другой, третий…
Брызнула кровь из разъехавшейся щеки, вспухли губы, и что-то захрустело во рту, но Валентин не пытался защищаться. После каждого удара его глаза находили мои, словно спрашивая: «Ну а дальше-то что?»
Я остановился.
— А дальше пусть они решают. Твои товарищи. Пошли!
Валентин потряс головой, пошевелил нижней челюстью и сплюнул под стол. Потом вытер рукавом подбородок, с которого капала кровь, и еле внятно прошепелявил:
— Шлюпка… Шлюпка ушла.
Я уставился на него, не веря, а когда поверил, рванул наверх.
Крен намного увеличился. Шлюпка болталась за кормой, ее сильно раскачивало на зыби и сносило течением гораздо быстрее, чем накренившийся пароход. Меня увидели, закричали, замахали руками. Что кричали, я не услышал, как не услышал и тарахтения двигателя.
Расстояние не превышало ста метров, но прыгать за борт без жилета я не решился. Лучше подождать — может, им удастся завестись, и они подойдут поближе.
Я махнул в ответ, но им уже было не до меня. Сорвавшись с очередного гребня, шлюпка зачерпнула бортом воду и ощетинилась веслами. Я видел, как ребята натужно откидываются назад, разворачивая шлюпку носом на волну. Наконец им это удалось, шлюпка выровнялась, но расстояние между ней и «Дядей Теймуром» за это время выросло.
Я вернулся к Валентину. Он по-прежнему сидел на диване и прижимал к щеке полотенце.
— Капитан не хотел отходить без тебя, — глухо проговорил он. — Я сказал, что найду тебя и мы спустим плот, а потом они нас подберут. А ждать всё равно опасно было — шлюпку о борт могло раздолбать. Они и отошли.
— Ясно… А ты к этому времени уже и сахарку в бензобак подсыпал?
Валентин кивнул:
— Стекловаты…
— Значит, из-за меня ты рискуешь жизнью? Не настрелялся, сука?
Он снова уставился мне в глаза.
— Нет, не из-за тебя. Ты всё равно не выживешь. А мне надо кое-что найти.
— Ты убил их из-за этого?
— Да, — ответил он, не задумываясь и не запинаясь, и мне снова захотелось его ударить прямо по глазам.
Но я сдержался. Я хотел все прояснить до конца.
— Та-а-ак… Значит, ты хочешь найти кое-что и спастись? А как же я, Валя? Ведь я не дам тебе спастись. Со мной или без меня, но ты останешься здесь, Валя, это хоть ты понимаешь?
— Понимаю, — просто ответил он. — Мне и не надо спасаться. Мне надо только найти.
И, увидев, что я наконец осознал, он откинулся на спинку дивана и уставился в потолок.
6
Кто сказал, что для того, чтобы оказаться в космосе, нужно развить огромную скорость и затратить колоссальную энергию? Ничего подобного! Я свободно парю себе среди звезд в прохладной расслабленной невесомости, ничего не затрачивая и не потребляя. Кроме того, я прекрасно обхожусь без космического корабля и скафандра, поэтому ничто не мешает мне просто вытянуть руку и потрогать вон ту красную звездочку в созвездии Ориона. Еще можно ухватиться за ручку Большого Ковша, но, если эта ручка вдруг окажется шеей Большой Медведицы, потом неприятностей не оберешься. Да и воды в этом ковше все равно нет…
Чёрт побери, до чего же хочется пить!
Валентин сказал, что если меня не подберут в течение суток, я не выживу. Он, конечно, опытный моряк и в таких делах разбирается, но я тяну уже почти полтора отпущенных срока, и ничего, живой, вот только воды нет и не предвидится.
Он отложил на время поиски, кое-как выполз из машинного отделения и добрался до мостика, чтобы меня проводить. Я отказался от помощи и, вообще, попросил его не подходить ко мне ближе чем на десять шагов, чтобы не нервировать меня понапрасну. «Дядя Теймур» уже почти лежал на борту, и я торопился.
Я сделал все, как в инструкции: сбросил, привязал, дернул. Плот раскрылся, и я обернулся к Валентину.
Всё уже было решено и сказано: я уходил, он оставался, и прощаться нам было не обязательно. Но покинуть судно и прыгнуть в маленький неустойчивый плотик, кувыркающийся на волнах, оказалось не так-то просто, и я тянул время.
— Ты не выживешь, — сказал он.
«Ты не найдёшь», — хотел сказать я, но промолчал.
Я летал, как на качелях, то вздымаясь на гребень, то проваливаясь в пропасть между сжимающихся водяных стен. Вскоре плот перевернулся, и я бесцельно метался внутри, пока не вспомнил инструкцию и, обвязавшись веревкой, не полез наружу переворачивать плот обратно. Первый раз было страшно, потом — привычно.
Когда плот наконец с гулким шлепком лег на днище и я в очередной раз взлетел наверх, «Дяди Теймура» уже не было. Что-то черное мелькнуло среди волн, раздался громкий болезненный вздох, из воды ударил высокий воздушный гейзер.
Вечером и ночью меня переворачивало раз десять, а может, и двадцать — честно говоря, я не считал. Я снова и снова лез в воду, хватался за леера, плот падал на меня, жилет прижимало к днищу, но я с упрямством старого морского муравья снова и снова выбирался на поверхность.
К утру прошел ливень и сгладил зыбь. Я вертелся под струями, размазывая по телу соль и грязь, а когда дождь закончился, я запоздало подумал об инструкции и обнаружил, что во время подъемов-переворотов из плота смыло почти весь запас пресной воды. Осталось всего три запаянных пакетика. Сразу пересохло горло и захотелось пить.
Весь день я спал и даже во сне чувствовал, как снаружи раскаляется солнце. Проснувшись после захода, я с удовлетворением провозгласил, что сутки уже прошли, меня не нашли, а я все еще живу, и вот вам всем!
Это событие надо было отметить. Я раздавил последний пакет с водой, после чего спустил воздух из стоек и выбрался прямо в черное, усеянное крупными звездами небо…
Лучше бы дядя Теймур согласился с Чариком и отстал от старпома. Тем более что старпом не имел ни к Валентину, ни к пакету в трюме никакого отношения. Он тихо и мирно разрабатывал свою собственную жилу, ту самую «водку из контейнера», о которой Петрович не знал. Одесситы подобные фокусы проделывали и до него, и многоопытный Валя тоже об этом когда-то слыхал, во всяком случае, он догадывался о старпомовском бизнесе и поделился своими догадками со мной.
Тысячи долларов, оказывается, элементарно отжимались из тех самых бамбуковых матов, которые громоздились на палубе и проклинались на разные лады всем экипажем. Эти маты являлись обязательной сепарацией при погрузке в портах Западной Африки, и их стоимость входила в запланированные стивидорные расходы. А по санитарным правилам порта Карачи перед погрузкой риса бамбуковые маты должны были уничтожаться на берегу. При этом старпом прекрасно знал, что в том же Дакаре, например, местные воротилы за один мат платят от пяти до семи долларов. Поэтому он отстегивал непритязательным пакистанским властям кое-какой бакшиш и потом увозил около двух тысяч уже сожжённых, то есть ничьих, матов в Западную Африку.