Все сделали, как Петрович учил. На Мальте зарегистрировали «Теймур Шиппинг Компани», там же провели ремонт. В Питере открыли офис, с деньгами дядя Автандил помог. Все затраты окупились через год, что еще более усилило любовь дяди Теймура к своему заокеанскому крестнику. Он повесил на стену в кабинете большую карту и каждое утро, сопя и кряхтя, забирался на стул со штурманской линейкой и циркулем и передвигал маленький намагниченный кораблик.
В мае, то есть четыре месяца назад, произвел дядя Теймур плановую смену экипажа, до этого у него уже отработали две смены по восемь месяцев. Через пару месяцев выплатил первую зарплату. А еще через пару недель одному из членов экипажа перевод в банк пришел на восемь тысяч долларов. Человек этот старпомом на судне работает, деньги перевел из Южной Африки, скорее всего, сам — время стоянки совпадает с датой банковской операции.
Откуда у простого и наивного судовладельца дяди Теймура конфиденциальная банковская информация, он уточнять не стал. Откуда такие деньги у члена экипажа — вовсе непонятно, старпом получает у дяди Теймура тысячу шестьсот в месяц.
Обратился дядя Теймур к компетентному Петровичу, может, знают моряки какой-то секрет. Петрович огорчился, он, оказывается, сам этого старпома на «Дядю Теймура» устроил. Личных секретов, сказал Петрович, много, но больше пятисот на них не наваришь, то что выше — это уже явное покушение на деньги или имущество дяди Теймура. Огорчился и дядя Теймур и послал Петровича в командировку, в африканскую страну, куда с развевающимся красным мальтийским флагом направлялся с грузом риса теплоход «Дядя Теймур». О визите высокого гостя капитана известили заранее, чтобы зря не обижать людей. Просто прибыл начальник посмотреть, как люди работают, о проблемах поговорить и так далее.
Вернулся Петрович очень озадаченным. Никаких следов левых грузов или хищения судового имущества он не обнаружил. Моряки работали хорошо, прибавки к жалованью не просили, в общем, проявляли всяческую лояльность к дяде Теймуру, пароходу и человеку. Оставалось предположить какой-то очень удачный частный бизнес шибко грамотного старпома и на этом успокоиться, что дядя Теймур и сделал, но Петрович успокаиваться не хотел.
Совсем недавно на вышеупомянутый счет упали очередные восемь тысяч, и снова из Южной Африки, куда судно заходило за водой и топливом. Тогда-то Петрович впервые произнес страшное слово «наркотики». Дядя Теймур огорчённо сказал: «Вах!», или что-то в этом роде, и полез на стену с картой, но Петрович, неудовлетворенный впечатлением, объяснил, что продавать из-под полы водку и перевозить наркоту — это совершенно разные вещи. Если за водку влепят штраф или, в худшем случае, настучат бамбуковыми палками по пяткам, то за наркоту арестуют пароход со всем экипажем на абсолютно неопределенный срок, во время которого беспризорный «Дядя Теймур» по частям разбежится в разные стороны, сопровождаемый любопытной и предприимчивой африканской общественностью.
Короче говоря, над романтической любовью, вспыхнувшей с первого взгляда между дядями Теймурами, нависла смертельная угроза, и, чтобы устранить ее, надо было во всем разобраться на месте.
Вот такая неопределенно-критическая ситуация сложилась к тому моменту, когда я ворвался к Чарику со стволом в руках и заорал: «Всем на пол, уважаемые!»
С утра у меня все валилось из рук от навязчивого подозрения, будто я что-то забыл. Наконец, уже собравшись на работу и открывая входную дверь, я вспомнил, позвонил Чарику и довольно резко отчитал его за вчерашний нелепый анонс, чуть не поставивший меня в идиотское положение перед дядей Теймуром. Я так разошелся, что припомнил ему и одесские разборки, и недавнюю Лизкину выходку.
Чарик смутился, стал оправдываться, потом настороженно спросил:
— Ты что же, Виктор, хочешь на дядю Теймура работать?
— Ничего я не хочу, и никто мне ничего не предлагал. Посидели, посплетничали о всевозможных извращениях и разошлись как в море корабли, даже телефончиками не обменялись. И вообще, я на работу опаздываю. Всё!
— Я повесил трубку, хотя и чувствовал явный перебор. Едва я устроился в кресле в своем кабинете с утренней чашкой кофе, раздался звонок, и Ленка объявила:
— Телефон, шеф. Возьмите трубку, шеф.
Я взял. Что оставалось делать?
— Виктор? Ещё раз здравствуй, дорогой…
— Здравствуйте, дядя Теймур. Я, честно говоря, жду вашего звонка.
— Виктор, это не дядя Теймур со всем. Это Чарик.
— Привет, Чарик! — обрадовался я. — Давно не виделись.
— Ты, Виктор, сейчас не очень занят? — осторожно спросил Чарик.
— Совсем не занят, Чарик. Кофе пью.
— Тогда я зайду, Виктор, да? Я тут у дверей «Мойдодыра» в машине сижу.
— Заходи, дорогой! Мой «Мойдодыр» — твой «Мойдодыр». Зачем спрашиваешь?
Чарик зашел, вопросительно взглянул на меня и широко улыбнулся.
— Если будешь всегда такой горячий, Виктор, тебя Толич заместителем возьмёт.
— Да ладно… Кофе будешь пить, такой горячий?
— Я тебя, Виктор, поблагодарить заехал. Дядя Теймур звонил вечером, хорошо звонил, доволен остался. Ты извини, дорогой, если я что-то не так сказал, волновался немного.
— Все нормально, Чарик. Так ты, как я понимаю, в курсе?
Чарик был в курсе и насчет наркотического происхождения денег очень сомневался. Свои сомнения он почерпнул в обильном компромате, собранном в свое время его бывшими коллегами на моряков загранплавания. Самые крутые и нахальные грабили контейнеры на контейнеровозах, но это была элита — сплошь и рядом чьи-то детки и зятьки, уборщики и буфетчики, командующие капитанами. Основная же масса крутилась на этакой застенчивой контрабанде: джинсы, платки, часы, икра, водка. Все в меру, в небольших количествах, но под приличные сроки в случае провала. Если не вломят свои и не схавает таможня, можно было за год накопить на десятилетнюю «пятерку», которая стоила порядка пятисот долларов в Антверпене, Гамбурге или Роттердаме.
Были, конечно, и уникумы, но они, как правило, быстро попадались. Бывший коллега, любезно предоставивший Чарику информацию, с улыбкой вспомнил матросика, надрывно гулявшего в «Метрополе». Двое терпеливых сотрудников, оказавшихся поблизости, вмешались только тогда, когда Чего Изволите в третий раз получал деньги по одному и тому же счету. Рубли у юного Рокфеллера кончились, он попытался откупиться финскими марками и был схвачен с поличным. Кололся охотно — видимо, давно хотел похвастаться своим криминальным талантом перед кем-нибудь, а тут представился случай.
Стоя ночью на счете груза в сирийском порту, морячок прознал о дефиците машинного масла в дружественной стране и, главное, о желании его приобрести не столько за деньги, сколько традиционным путем. Он не поленился тридцать раз сбегать на корму с пустой молочной бутылкой, оттуда тридцать раз спуститься в машинное отделение к заветному крану, тридцать раз вернуться на причал и потом забежать к себе в каюту с обмененной бутылкой местного бренди. К сожалению, вахта закончилась очень быстро, на следующий день судно ушло в море, и суперчелночный тур не повторился. На обратном пути судно заходило в Швецию и Финляндию, где неприхотливые скандинавы влёт разобрали гаэ по пятнадцать долларов за штуку.
Парня попутали статьей, отняли деньги и, конечно, уволили. Наверное, он еще кому-нибудь проболтался, потому что через десять лет точно такие же фокусы стали проделывать солидные члены правительства, и не с молочными бутылками, а с эшелонами.
— Нет, Виктор, это не те люди, — подвел итог Чарик. — Наркотики — не их профиль. Что-то они химичат с грузом, я так думаю. Как ты считаешь, если из десяти тысяч тонн риса пятьдесят тонн налево пустить, очень заметно будет?
— Дядя Теймур говорит, что Петрович бы заметил.
— Главное, дорогой, что дядя Теймур не заметил. А Петрович мог заметить и промолчать…
— Да нет же, Чарик! — перебил я его. — Петрович не будет вреда делать. У него ведь тоже исполнение неожиданной мечты. Он всю жизнь, наверное, капитаном хотел стать, а тут стал чуть ли не начальником пароходства.