Безмятежное и, на первый взгляд, безжизненное. Но именно море кормило этот край. Именно море служило источником сил Лина, и его он, видно, любил без памяти, раз собрался рисковать ради него спокойной жизнью. И вообще — жизнью.
Зура никогда не могла бы понять эту любовь. Даже степь давно стала для нее туманным воспоминанием.
— Скажи, — спросила Зура, — вот ты говорил о перемирии, о болезни адмирала, о том, что его отравили… о делах картелей… что ты узнал, что Вартиан согласен с твоим планом. Как ты вообще все узнаешь на своем острове? Антуан, что ли, для тебя шпионит?
— Из Антуана плохой шпион на суше, — покачал головой Лин. — Если он появляется на рынке в Тервириене один, без моего сопровождения, его принимают за местного дурачка. Просто я смотрю в воду. Объяснять это долго. Но если подашь вон те умывальные принадлежности, я тебе, пожалуй, покажу.
Зура приподняла бровь в некотором удивлении, но послушно сняла с комода тазик и кувшин, протянула оба Лину.
Тот поставил тазик на пол, налил в него воды. Закатав рукав, маг обмакнул в тазик руку, а затем коснулся влажными пальцами лица, обведя полукружьями глаза и лоб. Зуре показалось, что водные полоски начали слегка светиться.
— Я предпочитаю морскую воду, картинка выходит стабильнее, но это личное, — заметил Лин. — Многие маги, наоборот, лучше работают с пресной, тут уж кто чему учился… Но для целей демонстрации нам большая точность и не нужна. Дай-ка руку.
— Что, тоже работает на прикосновении? — уточнила Зура, вкладывая пальцы во влажноватую ладонь мага.
— Да. Или так, или смазать твои веки водой… Но если тебе покажется, что я угрожаю твоим глазам, ты меня, пожалуй, придушишь, так что не буду рисковать.
— Да нет, разве что руки переломаю. Ну, что теперь?
— Смотри в тазик.
Посмотреть было на что.
Поверхность воды, секунду назад совершенно гладкая, так, что просматривалось медное дно, вдруг помутилась, словно взвесь поднялась из несуществующих глубин. Эта взвесь заклубилась, принимая разнообразные контуры, складываясь в очертания домов, башен…
— Тервириен? — уточнила Зура.
— Да, башни магов, — подтвердил Лин. — Видишь, это обитель Лераи Светлой… Она одна из самых старых. Но сама Лерая вовсе не так стара, как заставляет всех думать. Раньше в этой башне жил Брит из Геллано. Лерая победила его в поединке, когда он окончательно сбрендил и начал насылать на город всякие бедствия… А до Брита башня принадлежала его учителю, легендарному чародею Асу, основателю города.
— А кто учил тебя, Лин?
— Меня-то? Учился всему понемногу, у того, у другого…
Башня и впрямь впечатляла. Мутная взвесь не передавала цветов, но, клубясь все гуще, мельчайшими частицами прорисовывала все детали, вплоть до листиков плюща, которые окутывали каменные стены до высоты второго этажа. Картинка не была неподвижной: листики плюща шевелились.
— Ты и будущее вот так в воде можешь увидеть? — спросила Зура.
Ходили такие слухи про самых старых чародеев — тех, которым океан дарует неограниченную силу.
— Нет, конечно, — Лин бросил на Зуру удивленный взгляд. — Как тебе это в голову пришло? Настоящее и прошлое — сколько угодно. А будущего ведь еще не случилось. Но будущее знать и не надо.
— Что значит «не надо»? Все только этого и хотят.
— По опыту своему сужу, акай, люди боятся будущего. Как и знаний вообще, — лицо Лина погрустнело. — Будь это не так, вряд ли понадобилось бы то, чем мы сейчас занимаемся. Но я отвлекся. Допустим, я видел в воде вчера, что каждое второе утро к леди Лерае приезжает бакалейщик и привозит ей свежей зелени, хлеба и мяса, которые слуга забирает у дверей. Я также знаю, что слуга этот вчера перебрал в трактире на радостях от того, что его сварливая сестра вышла наконец замуж и въехала к мужу. И именно сейчас, вероятно, храпит беспробудным сном… Впрочем, это можно проверить, — пока Лин это говорил, картинка действительно сменилась, показав образ какого-то небогатого дома с людьми, храпящими на полу, на столах и на лавках. — Видишь, вот этот, с бородкой клинышком, по благородной моде — это он. И значит, что?
— Что?
— Продукты будут так и лежать у дверей: зелень завянет на солнце, молоко в кувшине свернется… Лерае это не понравится, но сама она вниз не спустится… Самое время нанеси ей визит, — подмигнул ей Лин.
— Почему самое время?
— Потому что иначе она нас и на порог не пустит. Нрав у старушки крутой. А так продукты пожалеет: с возрастом она стала бережливой.
«А тебе-то самому сколько лет?» — ворчливо подумала Зура, но вслух не спросила: побаивалась ответа.
…Самое дикое, глупое и противоестественное правило, какое я слышал у наземных: «не играй с едой». Бедняги. Сперва я думал, что они по темноте своей не понимают, чего лишаются. Потом уразумел, что к едокам пища попадает уже многократно мертвая. Дразнят, загоняют и умерщвляют ее совсем другие люди. Их игры называются «охота», «готовка» и еще «земледелие» — последняя самая сложная и красивая (если вы видели пшеничное поле на закате, вы поймете, что я имею в виду), но интересной ее не назовешь.
Судя по всему, Лину было лет двенадцать — с таким заговорщицким и одновременно торжествующим видом он показал Зуре на бакалею: кувшин с молоком и какие-то свертки, аккуратно сложенные у крыльца. От одного свертка шел аппетитный запах копченостей, но никто — даже бродячие собаки — на него не позарился. И не удивительно. Связываться с имуществом мага себе дороже.
Лин подхватил с заднего крыльца кувшин со сливками, небрежно бросив Зуре:
— Возьми остальное.
— Если ты хочешь, чтобы я тебя охраняла, руки у меня должны быть свободны, — предостерегла она.
— Если Лерая решит стереть меня в порошок, ты разве что успеешь закрыть меня своим телом, а мне бы этого не хотелось, — серьезно проговорил Лин. — Да и добраться до меня ей это не помешает.
— Ты же сказал, что ты лучший волшебник побережья, — насмешливо произнесла Зура. — А сейчас говоришь, что перед ней беспомощен.
— О, я искуснее нее, — без малейшего намека на шутку или на обиду проговорил Лин. — И потенциально гораздо сильнее. Это не значит, что прямо сейчас она не может стереть меня в порошок. Но то, во что она превратилась… Здесь, акай, ты увидишь, что происходит с такими, как я, в конце жизненного пути. Хотя сливки ей приносят отменные, должен признать.
Лин приподнял крышку кувшинчика и мечтательно понюхал. Выражение лица у него было самое кошачье. Зура против воли подумала, что нужно будет и в самом деле купить ему молока: наверное, маг-отшельник его редко пьет…
Первое, что ощутила Зура, шагнув через порог — это сырость и мерный, гудящий шум. Влажность тут была, как в той самой подводной пещере, и это сразу заставило ее поежиться.
Первый этаж башни, куда они попали через заднюю дверь, просматривался насквозь. Серый сумеречный свет падал непонятно откуда, скрадывая расстояние до стен; то ли они в двух шагах, то ли башня изнутри больше, чем снаружи…
Источник шума и сырости стал понятен сразу же: вся внутренняя поверхность стен представляла собой размеренно шумящий водопад, словно башня была соткана из воды и только притворялась снаружи каменной.
Казалось бы, красота, блеск и великолепие. Но Зура только напряглась.
Короткий взгляд на Лина сообщил ей, что и маг тоже сник, словно выцвел; дурачество его и легкомыслие словно остались снаружи, а здесь, в башне, он как будто ссутулился.
Стекающая по стенам вода образовывала на полу башни бассейн где-то в палец глубиной; в нем сновали какие-то тени: медузы, крошечные осьминоги, сероватые тельца рыб… Подкралось ни на чем не основанное, но неприятное предчувствие, будто эти существа ядовиты. А еще из-за ряби и неверного света казалось, будто теней на полу больше, чем существ. Или не казалось — кто их, магов, знает…