От входа к винтовой лестнице в центре зала вела приподнятая над водой мраморная дорожка, но еще прежде чем они дошли по ней, Зуре стало понятно, отчего запил тот слуга. Поживи тут хоть месяц…
Ступени лестницы без перил были отделены друг от друга широкими промежутками. Белый пористый материал не скользил под ногами, но отделаться от мысли, что вот-вот поскользнешься и полетишь вниз, было невозможно.
А еще этот шум постоянный…
Второй этаж был скрыт от идущих по лестнице сплошной стеной падающей воды. Водопад продолжался и на третьем этаже, и на четвертом; от случайных брызг во время подъема Зура успела слегка вымокнуть. Так и замерзнуть можно. Лин ее тоже беспокоил: он не сказал ни слова с тех пор, как они вошли (впрочем, прошло минуты две от силы), и в левом уголке рта у него появилась нехарактерная складка. Неприятное местечко, что ни говори. Неудивительно, что бакалею этой тетки даже собаки не трогают.
А на пятом этаже море поглотило их с головой. Или так показалось Зуре.
Здесь водопад не отделял лестничный пролет от жилого пространства башни. И наконец-то появились окна, высокие и стрельчатые, но светлее от них не стало — солнечные лучи здесь казались зелено-голубыми и тусклыми. В воздухе словно висела мелкая голубоватая взвесь или туман. И появилось чувство, что каждое движение дается с трудом. А еще — что не хватает воздуха.
Зато фигура волшебницы, стоявшая напротив них, в проеме между двумя окнами, словно висела в толще воды. Зелено-голубое одеяние из множества полупрозрачных слоев (Зура и названия-то для такой материи не знала) обвивало высокую точеную фигуру и тихо, еле заметно колыхалось. Так же лениво шевелились в воздухе черные кудри волшебницы, будто струились в неведомом неторопливом течении.
От этого становилось особенно не по себе. Лину, кажется, тоже. Но он без колебаний, с видимой беспечностью шагнул со ступеней на мраморный пол и двинулся к хозяйке башни. Зура последовала за ним.
На ее телохранительский взгляд, в комнате ничего особенно не угрожало Лину: ни оружия на стенах, ни грозных стражников в заколдованных доспехах…
И все же, несмотря на отсутствие очевидной опасности, она кожей чуяла опасность, не менее грозную, чем если бы на Лина наставили десяток арбалетов. Она вспомнила его слова про кидаться «прикрыть собственным телом». Куда, собственно говоря, кидаться? Прилететь магией может с любой стороны.
«Ого, — подумала Зура, — ты и впрямь собралась его прикрывать? А он тебе даже еще не заплатил толком…»
— Лерая, — Лин, остановившись шагов за десять до волшебницы, низко, старомодно поклонился.
Лерая была высокой, статной женщиной. Выглядела она молодо, возраст — не более сорока лет — проглядывал в мелочах: в морщинках вокруг глаз, в высохшей коже рук. Но почему ее прозвали Светлой, Зура никак не могла понять: разве что то была та тонкая разновидность юмора, которая требует называть Малюткой самого дюжего бойца в отряде.
Темноту ее кожи никак нельзя было объяснить загаром. Густой шоколадный цвет, похожий на свежую глину, встречался иногда у купцов, прибывших с востока, с Миора, хоть они и редко заплывали сюда. Зура до сих пор была знакома только с одним темнокожим наемником, но и тот казался светлее: его отец все-таки был ронцем. Откуда эта-то тетка здесь взялась? Тем более кучу лет назад… а сколько ей лет, кстати?
Лицо Лераи походило на ронские не больше, чем лица степняков: слишком резко намеченные скулы, слишком широкий нос, слишком полные губы… Красивая женщина, да, но для напряженных нервов Зуры эта красота показалась неприятной.
— Лин-отшельник, — проговорила Лерая. — Что же, ты наконец решил идти ко мне в помощники? Вдвоем с тобой мы многого можем добиться. Ты всегда ставил перед собой грандиозные цели.
В голосе Лераи чудилось что-то, похожее на шум волн в найденной на пляже раковине.
Зура постаралась не выдать своего беспокойства. Неужели в этом и состоял план Лина?
— При всем моем уважении, я действительно ставлю перед собой значительные цели. Но не любой ценой, — Лин поклонился.
— Чрезмерна ли цена, что платят все наши товарищи?
— Как хорошо, что вы сами сказали первой, потому что я пришел поговорить именно об этом. О цене, которую придется заплатить за бездействие, — Лин ронял слова спокойно, даже вкрадчиво. — Госпожа Лерая, я знаю вашу историю. Вы были первой на этом берегу. Вы заключили союз со здешним морем и возвели свою башню, когда Тервириен был только маленькой рыбацкой деревушкой. Вы видели падение герцогства Адисского, вы видели становление империи Роны. Я не верю, что вы хотите увидеть, как этот берег опустеет.
— Берег никогда не становится пустым по-настоящему.
Лин взмахнул рукой, и в воздухе появилась уже знакомая Зуре картина: бухта, перегороженная льдом. К ее удивлению, она уменьшилась, отодвинулась в сторону, и рядом с ней возникли другие. Несколько бухт, линия побережья, какой-то остров — один, другой… Совершенно разные береговые линии, совершенно разные рельефы: где-то скалы, где-то берег был пологим… Одинаков был только подступившая к берегу вплотную белая кайма. Зура подумала, что он похож на застывший жир в котелке с супом. Она любила жирные блюда, а обитатели здешних пустынь жир жалели…
Лерае, кажется, не понадобилось ничего объяснять. Ее темные глаза перебегали от изображения к изображению, потом она нетерпеливо сказала:
— Да, я все это знаю. Лед несколько охлаждает воду — ничего смертельного. Морские животные почти не замечают битв, бушующих на поверхности. Потому я и советую магам бить по морскому народу на глубине…
— К сожалению, это они заметят, — вкрадчиво проговорил Лин. И дальше почти слово в слово повторил речь о кормежке корьи.
— Этого не будет, — решительно отмела Лерая его доводы. — Корьи не вымрут сразу во всех бухтах.
— Но их станет меньше, и нелиням и рекке придется добывать пропитание в других краях или умереть. Уйдет рыба — уйдут картели. Уйдут и обычные рыбаки, потому что им станет нечего есть. Кто-то — в лучший мир… Кто-то подастся странствовать в поисках лучшей доли. Тервириен придет в упадок, обезлюдеет. Только белые башни магов будут стоять призраками былого могущества.
— И только выжившая из ума старуха будет обитать в одной из этих башен? — насмешливо вопросила Лерая, словно волна отхлынула от галечного берега с легким шипением. — Даже случись такое, мне-то что с того? Я тоже всегда могу уйти — в море.
Зура наконец поняла, что ей напомнило шум из раковины: голос волшебницы казался бесплотным, почти воображаемым. То ли был, то ли чудился. В башне каждый раз становилось словно бы чуть темнее, когда она говорила.
— Для человека, который всегда готов уйти в море, вы изрядно участвуете в делах людей, — заметил Лин. — Возможно, немного преждевременно говорить, будто они вас не касаются?
Вопрос Лина звучал не дерзко, сочувственно. Лерая ничего не ответила, но воздух как будто потемнел еще немного. Зура подавила желание потянуться к оружию и понадеялась, что Лин знает, что делает.
Еще Зуру слегка удивили его слова: волшебница казалась сущей отшельницей в этой башне. Если ей даже еду носит единственный слуга, о какой вовлеченности в дела людей можно говорить?
— Гораздо легче мне поверить в то, — мягко продолжал Лин, — что вы сейчас выгадываете время, собираясь отправить меня восвояси, а тем временем составить собственный план действий. Но нам некогда играть с правителями и торгашами. Вы уже это чувствуете, даже если еще не знаете. Наверняка чувствуете. После двухсот лет в местной политике…
Воздух, похожий на море, словно пошел рябью: Лерая не то смеялась, не то гневалась.
— Да, двести лет в политике! Двести лет, чтобы стать первой. Я никогда не была самой сильной, мальчик; может, ты и прав, когда стоишь тут и воображаешь, что сильнее меня. Но я лучше всех умела выживать, и ни ты, ни этот наглец Бен не сможете меня потеснить.