Поехать в Каховку! В то легендарное место, о котором поется «Каховка, Каховка, родная винтовка...» Надо срочно нести письмо Степке. Как интересно!
Я еще раз перечитал письмо и тут уловил в нем то, что в первый раз от радости не заметил. Федор Федорович пишет: «здесь случилась беда, зацвело Каховское море...» Какая же это беда? Это счастье. Будет много водорослей — вырастет больше рачков — больше рыбы!
— Это он, наверное, в кавычках сказал, — задумался Степка, пробежав глазами письмо.
— Как это, в кавычках? — не сразу сообразил я.
— Ну так, хотелось ему сказать, что случилась радость, а он нарочно сказал — беда.
— Ну нет, он же профессор, что же он будет наоборот говорить? И зачем бы он нас звал на срочную работу, если бы случилась радость? Тут что-нибудь другое.
— Может быть, Желтый Портфель поможет? — сообразил Степка.
— Верно, — согласился я, — и мы помчались к Желтому Портфелю.
— Да, это пренеприятная штука, — сказал наш знакомый, — я до сих пор помню, как цвело озеро Лиман.
— Это где мы снег разметали?
— Да нет, совсем не там. На Украине, в 30-х годах. Разве я вам не рассказывал?
Ну так вот, я бы и не узнал об этом, если бы не попал в те края работать учителем биологии в одну сельскую школу. Работа была приятная, ребята в те годы сидели на уроках тихо и не стреляли горохом. Одно плохо: дровишек в тех местах мало и добыть их очень трудно, не то, что у нас в Сибири. И часто топили там не дровами, а кизяком — сухим коровьим пометом.
Я был тогда молод и стеснялся ходить собирать коровий помет. Правда, дрова мне привозили, но не всегда вовремя. Председатель нашего колхоза считал, что я и сам могу их раздобыть. И тут случилось то неожиданное событие, о котором вот уже тридцать с лишним лет я забыть не могу.
Отлучился я в район на учительскую конференцию. Возвращаюсь назад. Подъезжаю к озеру вечерком и мест своих узнать не могу. Местность вроде бы та же, а только озеро не то. Воды в нем совсем не стало, а вместо воды покрылось оно черной-пречерной коркой. Точно не озеро это, а вспаханное поле. И лишь в середине, далеко-далеко блестит полоска воды.
Дунул ветер, и запахло такой тухлятиной, что меня чуть не стошнило.
Желтый Портфель закашлялся, точно его и вправду тошнило, и продолжал:
— Так вот, ребятки, стою я, значит, на берегу бывшего озера и понять не могу, что с ним приключилось, потому что на памяти моей таких вещей не бывало. Потом подошел ближе и стал ногами на эту самую черную корку, которая покрыла озеро. Крепкая кора, как лед. Не гнется и не ломается.
Был у меня с собой топор. Достал я его и ударил по дьявольской броне. Раз ударил, два, наконец, пробил. Показалась вода. Отрубил я кусок корки. Сверху он сухой, снизу скользкий и лохматый. И толщиной с кирпич, а то и еще толще. Взял я кусок коры и поехал дальше в село. А там уже все про эту кору знают. Соседи мои нарубили коры, насушили и вовсю печи ею топят. И мои ученики заготовили мне целую поленницу.
Долго потом возили эти дрова с озера целыми возами. А затем поднялась буря, разломала кору, Разбросала ее по всему озеру, и за дровами приходилось тогда уже плавать на лодке. Через два года еще можно было вылавливать дровишки в озере. Вот какое богатство выросло. Но откуда взялось — неизвестно. Пришлось мне ехать в город и расспрашивать знающих ботаников. А то ученики спрашивают, а я им ничего толком и ответить не могу. Выяснилось, что водилась в озере Лиман незаметная водоросль афанокапса. Мало ли водорослей живет в озерах — тина всякая. Но вот выдался год, когда для афанокапсы сложились до крайности благоприятные условия. То ли погода установилась какая нужно, то ли реки принесли солей больше, чем обычно, только вдруг разрослась афанокапса в таких фантастических размерах, что поглотила все запасы растворенных солей, какими располагало озеро. Вся масса водорослей, миллиарды растеньиц афанокапсы превратились в толстый слой, который нарастал до тех пор, пока не кончилась ее пища. А когда это произошло, афанокапса начала отмирать.
И чем быстрее гибли растения, тем хуже становилось тем, которые оставались живыми, потому что при гниении выделялись ядовитые вещества. И вот все кончено. Как мгновенно размножилась афанокапса, так внезапно и погибла.
Желтый Портфель умолк. И мы долго молчали, увлеченные картиной закованного в черную броню огромного озера. А потом Степка вспомнил, зачем мы пришли к Желтому Портфелю.
— Значит, и тут получилось хорошо, что озеро зацвело? Не только рыбам корм нарастает, но еще и дрова...
— Нет, мой дорогой, не совсем так, — замотал головой наш консультант. — Если так цветет вода, как в Лимане, то для рыбы это гибель. Когда разлагаются погибшие водоросли, то на их окисление уходит весь кислород и для рыбы ни грамма не остается! Я слышал, что на Каховском море из-за водорослей начала дохнуть рыба,