Выбрать главу

— Какой бык? — не совсем понимаю я.

— Да твой бык, неоновый.

— Ах мой бык? Ну конечно, красные! — И тут до меня, наконец, доходит то, о чем толкует Степка. Красный свет неоновой вывески хлорелле даже нужнее, чем солнечный. Бык горит всю ночь и хлорелла растет без перерыва. Если бы не бык, мы не дождались бы и выбросили воду вместе с невидимой в ней хлореллой.

А вскоре приехал из Москвы пожилой ботаник и увез хлореллу. Мы, конечно, рассказали ему про неонового быка, и о том, как бык помог найти хлореллу.

— Да, хлореллу сразу не увидишь, — согласился ботаник, — хлорелла не ночесветка...

Ночесветка? Это еще что такое? О ней мы не слыхали.

— Тоже водоросль, — сказал москвич, — только особенная и на других не похожа. Я познакомился с ней во время войны и до сих пор не могу забыть ее огненный след...

Огненный след

Служил я тогда на Черном море. Гитлеровцы захватили часть побережья. Как-то раз поступили сведения, что их разведка намеревается проникнуть в наше расположение с моря. Меня назначили старшим и с группой бойцов отправили следить за морем — не появится ли вражеская лодка.

Ночь выдалась темная. Ничего в двух шагах не видно. Смотрим, слушаем, все спокойно. Только вдруг одному из бойцов показалось, что в море вспыхнул огонь.

— Кто-то спичкой чиркнул. — товарищ лейтенант, — шепчет мне боец,— я хорошо видел. Вот там, влево.

— Не могут они спички зажигать, — возражаю я, присматриваясь, — немцы тоже не дураки, чтобы в разведке со спичками баловаться.

— Снова вспышка, — толкает меня боец, — смотрите, смотрите!

Я напрягаю зрение и, наконец, вижу, как далеко в море появляются и гаснут искры. Искры все ближе и ближе. Точно вынимают из морских глубин горящее белье, и с него стекают огненные капли.

Теперь уж различаются и контуры лодки. Это с весел стекает огненная вода и гаснет, но весла снова выхватывают из моря огонь, и он снова умирает в волнах. Зрелище захватывающее. Но у нас была своя задача, и любоваться не приходилось. Чуть только лодка коснулась берега, мы этих голубчиков и встретили.

Затем ботаник объяснил нам, что огненные искры с весел сыпались благодаря ночесветке. Эта маленькая водоросль днем в воде почти незаметна. Но ночью, если ударить, она вспыхивает и светится. Плывет рыбацкая лодка, и за нею огненный след. Гребут моряки веслами, и с них стекает огненная вода. Вытаскивают рыбаки сети, и сети горят огнем.

— Странно, что вы не знакомы с ночесветкой,— сказал нам на прощание ботаник, — о ней же еще Гончаров писал. «Фрегат Паллада», наверное, читали?

— Нет, — сознались мы, — даже не слышали...

— Это уж стыдно, молодые люди. Так вот Гончаров, путешествовавший в западной части Тихого океана, любовался по ночам скоплением ночесветок и писал так: «Вчера свет был так силен, что из под судна как будто вырывалось пламя, даже на парусах отражалось зарево, сзади кормы стелется огненная улица».

Носток, который спал сто лет

— Вот бы взглянуть на эту ночесветку, — говорит Степка московскому ботанику, — а ты тоже хорош, — обращается он ко мне, — был на Черном море и не посмотрел.

— Откуда же я знал, — огрызаюсь я, — что там ночесветки водятся? Я же не академик...

— Ладно, теперь уж не вернешь, — утихомиривается Степка, — чего там толковать...

Москвич, собравшийся уже уходить, останавливается и ставит чемодан на пол.

— Почему не вернешь? Можно вернуть!

— Ехать снова на Черное море?

— Зачем на море? Я вам пришлю ночесветку в конверте.

Он протягивает нам руку для прощания, а мы не знаем, шутит он или говорит серьезно.

Шутит? Какие могут быть шутки? Нет, он обязательно пришлет. Разве молодые люди не знают, что водоросли можно сушить, как и всякие другие растения? И делать гербарий!

Зачем сухая ночесветка? Но ее можно размочить, и она оживет. Ну и что, что другие растения не оживают? А водоросли оживают. Это же водоросли!

Когда за ботаником хлопнула дверь, я сказал:

— Здорово он нас с тобой разыграл!

— Почему разыграл? Он, может быть, правду сказал. Давай спросим у Желтого Портфеля.

Желтый Портфель подумал и сказал:

— Честно вам признаюсь, граждане, не занимался я этим вопросом. Но кое-что я вам подскажу, а там сами проверите.

Он повел нас в аудиторию, заставленную большими шкафами, где помещался гербарий. Открыв один из шкафов, он вытащил несколько запыленных папок. Видно было, что лет двадцать их никто не развязывал.

— Эти папки — реликвия, — сказал он, — будьте особенно аккуратны с ними. Владелец их — покойный профессор нашей кафедры Виноградов — в свое время собирал отовсюду коллекции водорослей и собирался написать большую работу. Война застала его в Ленинграде. Был он пожилой уже. Не выдержал блокады и умер за письменным столом в Ботаническом институте Академии наук. Сотрудники института бережно сохранили эти папки (а ведь они могли сжечь их, топлива не было!) и вернули их к нам на кафедру. Здесь можно найти очень старые экземпляры. Найдите их и попытайтесь прорастить.