Кроме купания, он считал вообще полезным для себя прогулки в одиночестве, которые совершал не менее двух раз в неделю. Берега реки поросли густым лесом, дающим тень и прохладу, которой так недоставало в раскалённом каменном мешке. Мысли о предстоящей работе его особо не занимали, он вообще никогда не строил планов дальше завтрашнего утра, это была полезная привычка, которая хорошо сохраняла нервы.
Ширина реки составляла всего полтора десятка шагов, а глубина в самой середине едва доходила до пояса. Скоро показалась широкая поляна, рядом с которой был большой завал из камней, течение здесь было медленнее, чем в других местах, а потому именно тут находилось его излюбленное место для купания.
Присев на корточки, он попробовал рукой воду, как всегда, ледяная, словно ледник, из которого она происходит, находится не в десятках миль, а где-то совсем рядом. Не торопясь, он снял сапоги, сбросил с себя рубаху и штаны, а потом, оставшись одних в коротких подштанниках, полез в воду. Вода привычно схватила его в свои холодные объятия, руки и ноги сразу занемели, а сердце остановило ход. Через пару мгновений неприятные ощущения прошли, оставив только чувство бодрости и силы. Глубина здесь позволяла проплыть несколько шагов в одну и другую сторону, чем он сразу и занялся, течение постепенно сносило его вниз, приходилось вставать на ноги и подниматься выше.
Через полчаса, уже начав понемногу синеть от холода, он всё же направился к берегу, но вдруг остановился, пристально уставившись на свою одежду, тот факт, что он раздет, тревожил мало, а вот нож, оставшийся на берегу, был куда более серьёзной проблемой. За деревьями кто-то был, разглядеть толком не получалось, и это вызывало беспокойство. Выждав некоторое время, он понял, что нападать на него пока никто не собирается, и медленно пошёл к берегу. Тут из-за деревьев показался тот самый неизвестный наблюдатель. Оставался только один бросок, он прокатится по земле, схватит нож, и тогда противнику несдобровать. Тело его напряглось, словно скрученная пружина. Но, сделав выдох, он расслабился, это была женщина.
— Агата? — он растерялся, не понимая, что она может здесь делать, ведь до обители так далеко. — Как ты сюда попала?
— Сегодня меня выставили пораньше, мой муж стал много спать, лекарь даёт ему дурманящую настойку, она снимает боль, но Карл впадает в прострацию, он просто смотрит в одну точку, да изредка гладит меня по руке. А потом надолго засыпает. Вот и сегодня он заснул, а потом появился монах, который попросил меня убраться побыстрее, они очень недовольны, что женщина находится в этих покоях, там, правда, не монастырь, но большинство людей монахи, поэтому женщине там не место.
— Они совершенно правы, — сказал Морт, — надеюсь, скоро ты вернёшься в родительский дом.
— Разумеется, но не раньше, чем умрёт мой муж.
— А всё же, как тебя сюда занесло?
— Просто в обители нужно появиться к вечерней молитве, времени у меня ещё много, я решила немного прогуляться по лесу, вовсе не зная, что здесь вы.
Последние слова охотник поставил под сомнение, но вслух ничего не сказал. Пытаясь согреться, он накинул на плечи рубаху и постарался в неё закутаться. Неплохо бы развести костёр, но лень было возиться с огнивом. Он слышал, как Агата приблизилась сзади, но ничего не предпринимал. Незачем.
Неизвестно откуда достав полотенце, она вытерла ему голову и шею.
— Вы совсем ледяной, давайте я вас вытру целиком, так ведь можно простудиться и умереть.
Морт, который в последний раз болел простудой в возрасте десяти лет, возражать не стал. Он встал во весь рост, будучи, впрочем, ненамного выше девушки, и предоставил ей промокнуть капли с его тела.
— Эти знаки на теле, — она, видимо, только сейчас их разглядела, — откуда они?