— Соня! — крикнул Джакс.
— Я… я здесь, — был ответ.
Достаточно, чтобы забыть о шевелящихся страдальцах. Их — много, но Джакс один, и только за единственной он явился на дно ада. Коцит клонирован, будто манекены, но достаточно разбить зеркала, чтобы треснули и наручники.
Избранные. У каждого ключик, только один. Все замки не отомкнуть. Извините.
Джакс бросился на разросшийся до размеров планеты призыв.
Лю Кэнг и Саб-Зиро ринулись было за ним, но вкрадчивое золото вросло неодолимой преградой. Не всякому — войти…
— Мы… мы тебя тут подождем, — неуверенно пробормотал Лю, но Джакс проигнорировал его. Саб-Зиро попытался изучить прикованных: нет ли где Синдел… он ведь обещал Реину, он помнит.
(нет… она — не тут. Иначе я бы сумел войти)
Джакс, спотыкаясь, несся к источнику заветного зова. Влажные от пота руки Канновских пленников тщилились задержать его, оцарапывая или гладя. Они стонали, точно бередя самые глубокие нарывы любой души. Они умоляли и грозили, они унижались и проклинали.
Джакс сдавил виски. Он едва не растянулся на шершавом плиточном полу, после того, как женщина, жутко похожая на его мать, вытолкала распухшими губами: "Спаси меня!"
Он отпихнул ее.
Он — за Соней, и только… Он убеждал себя, что все спасутся, когда уничтожат Канна, да, все будет отлично, все…
Но истина — ключ. Маленький, отлитый из червонного в красноту золота, и подходящий к любой — но одной скважине.
— Соня! — опять окликнул Джакс. Чтобы заглушить терзающие мольбы пленников.
Да. Она слышит, она откликается… она мучается, но жива. Он освободит ее, и потом они вместе прикончат ублюдка рогатого, и…
— Соня!..
Он остановился перед ней. Высокая светловолосая женщина, типичный образчик американской красоты, замерла в неестественной позе, с вывернутыми назад суставами. По уголкам рта ее стекала кровь, из глаз — слезы.
И она звала Джакса.
— Сей… сейчас, — он коснулся наручников. В голове гудело, пусто, тревожно — но и приятно.
Все плохое закончилось. Джакс обрел его приз. Смертельная Битва и мутанты, Лес и холод, шоканы и кентавры — перелистнутая страница, и шрифт ее стерся.
Боги не так и жестоки. В конце концов, он получил то, за чем явился.
Он успокаивающе улыбнулся Соне.
Ключик сработал, женщина повалилась на него — тяжело. Ноги не держали ее.
— Все будет хорошо, — Джакс обнял напарницу. — Все будет хорошо.
Он верил. В справедливость и Богов, в ключи и светлые небеса…
— А я так не думаю, — сказала Соня.
Не-Соня.
Джакс отпрянул. Его напарница — только что слабая, беспомощная, напрягла искаженно вздувшиеся мускулы. Она осклабилась.
— Я так не думаю, — повторила не-Соня.
И ее похожие на ветви деревьев пальцы обхватили шею Джакса. Зеркало, подумал он, слишком изумленный, чтобы реагировать адекватно. Ударить — невозможно… это ведь Соня… он ведь спас ее, правда?..
Правда?..
Медовые
(распущеные! Не в хвостике — распущеные… с ароматом сырой почвы!)
волосы женщины упали на темную кожу Джакса. Из вспоротых извращенно-длинными ногтями шейных вен хлынула густая темная кровь. Соня — вернее, существо, поселившееся в ее оболочке, припала к живительному ручейку.
Она звала его. Он пришел.
Круг замкнулся.
Зеркало, разметавшимися крупинками повторял Джакс. Я разбил зеркало. Плохая примета. Вероятно, не только для него.
— Спасайтесь! — успел выкрикнуть он, прежде чем темнота застлала его.
…Лю Кэнг и Саб-Зиро посмотрели друг на друга.
— Лю. Мне послышалось или…
— Нет, — Лю пригладил взъерошенный затылок нервным жестом. — Не послышалось… что-то случилось… Джакс!
Лю ударил в невидимую загородку. Бесполезно. Экранированно задрожало пространство, и в нем чудился хохот. Картонный. Зеркальный.
— Нет, нет, черт… — размахнувшись, двинул в плотное "никуда" Лю. С костяшек содрался верхний кожный слой. А из золотых плит засочился багрянец.
Багрянец — это понимание.
— Лю, — фальшиво-спокойно сказал Саб-Зиро. — Нужно уходить.
— А Джакс?!
— Он мертв, Лю. Башня поглотила его.
(да, и надо поторопиться, ибо она вечно голодна… очередное жертвоприношение… это — новый шрам… но мы ведь научились перешагивать?..)
Воин или нет, перешагивать — полезное искусство.
— Идем, Лю, — повторил Саб-Зиро.
— Дерьмо! — выругался Чемпион. — Как — меня — достала — подлость!..
Он постоял с десять секунд, злость кривила черты лица. Потом он мотнул головой: