Переступите ли черту, или провалитесь в пропасть.
— Спасибо, Рептилия, — Саб-Зиро поклонился ящерице.
— Не благодарисссссь! Рептилия уважаетсссс Чесссть! — и ящер скрылся в моментально захлопнувшемся переходе.
Саб-Зиро приблизился к Лю. И двери.
(снова дверь… последняя)
— Лю. Вызов Императору имеет право бросить только один.
— Да. Я истратил мой шанс, а? Там, в Эдении…
— Лю. Ты один в состоянии одолеть Шао Канна, — мягко произнес Саб-Зиро.
— Но… Саб, я… я провалил однажды…
— Поэтому ты не должен проиграть теперь.
Лю Кэнг постоял с минуту, прикрыв веки. Воспринимая единение.
Китана и Храм Света. Рэйден и Земля. И надежда.
Стоило попробовать.
— Окей. Я брошу ему вызов. Только ты… войдешь со мной?
— Конечно, — улыбнулся Саб-Зиро.
Бесконечый Тронный Зал с порога ошеломил своей пустынностью. Они уже были в нем, когда Шэнг-Цунг назначал оппонентов Защитникам Земли, но тогда в Зале умещалось небольшое войско. Теперь — никого, и он зиял, словно небольшая галактика.
Срастающаяся в черную дыру.
Иссеченные своды возносились в небеса. Вавилонская Башня — Шао Канн будто бросал вызов самим Богам, и острием этого меча был Тронный Зал наточенной ненависти.
И власти.
Лю Кэнг нервным жестом поправил повязку-обруч на лбу. Он беспрестанно сглатывал слюну, он не страшился… но вселенная Шао Канна слишком огромна.
(мы всего лишь смертные, правда?)
Но миновали чересчур много, чтобы отступить.
Шао Канн восседал на его троне. Маска с шипами скрывала какие-либо эмоции, ровное зеленое свечение, похожее на излучение Шэнг-Цунговского Таро, вклинивалось в бордовое освещение Зала.
Лю Кэнг выступил вперед… перед этим он судорожно обернулся к Саб-Зиро, словно школьник перед экзаменом — в надежде на шпаргалку. Наверное, он получил ее — в виде очередной улыбки… хоть и гораздо менее спокойной, чем ожидалось.
— Узурпатор, провозгласивший себя Императором! — Лю неестественно распрямился. Он так надеялся, что звездные лучи
(я — Свет… и я сильнее!)
заструятся из его ладоней, и заранее отпугнут врага, но колючая маска, венчающая неподвижное тело Шао Канна, пока не реагировала.
— …провозгласивший себя Императором, — повторил Лю.
— ВЫ ВСЕ-ТАКИ ПРИШЛИ, — сказал Шао Канн.
Лю прикусил губу. Ну разумеется, Император рано или поздно бы заговорил — увертюрой к их битве.
(Финголфин не успел обозвать Моргота трусом, да? Просто ни одна сказка не повторяется на сто процентов… у каждого своя личная сказка)
— Да, — вызывающе ответил Лю.
Саб-Зиро притаился за колонной. Это — не его бой. Турнир подразумевает дуэли. Не его бой… жаль. Ему тоже есть, что сказать Императору.
Но так уж полагается, что против Темных Лордов выступают светлые герои, а не другая половинка Тьмы… пусть и Тьмы-истинной.
Саб-Зиро наблюдал.
— ВЫ СМЕЛЫ. ЭТО ПРАВДА, — продолжал Шао Канн. — Я СТАВИЛ ВАМ ПРЕПЯТСТВИЯ И ЛОВУШКИ, Я ИСПЫТЫВАЛ ВАС КАЖДЫЙ МИГ… ВСЕ ЭТО ВРЕМЯ ВЫ БЫЛИ НА СМЕРТЕЛЬНОЙ БИТВЕ. НА ТУРНИРЕ — ПРОТИВ МИРА. ПРОТИВ СЕБЯ. НЕ ВСЕ ВЫЖИЛИ, НО ТЫ — СУМЕЛ, ДА, ЧЕМПИОН?
— Да, — снова сказал Лю.
Шао Канн поднялся с его Трона.
— ТЫ СИЛЬНЕЕ БАШНИ, ЧЕМПИОН. Я УВАЖАЮ ТЕБЯ.
— Зато я тебя — нет! — отрезал Лю Кэнг, и в зрачках его плясали исступленно-светлые блики. — Ты — трус, неспособный на честный бой!
(Финголфин… подписал приговор…)
— ВОТ КАК? — непохоже, что Шао Канн сильно возмутился. Его тон оставался ровным… выжидающим. Какой еще сказочный сценарий вздумает проиграть пришелец?
— Да! — заорал Лю. — Я — вызываю — тебя — на — дуэль, Шао Канн!..
Император шагнул к Чемпиону. Обсидиановый, отражающий малиновые всполохи колдовского огня, пол задрожал под ним.
— ТЫ — ДОСТОЙНЫЙ ПРОТИВНИК, ЛЮ КЭНГ, — неторопливо вымолвил Император. — ПОЭТОМУ Я БУДУ СРАЖАТЬСЯ С ТОБОЙ БЕЗ МАСКИ.
Он снял маску.
Лю Кэнг отшатнулся, стискивая в легких, в трахее, в желудке — захлебывающийся крик.
Вместо уродливой морды Зверя, рогатой сатанинской образины, ожидаемой им, открылось совершенно-прекрасное лицо. Поразительно знакомое.
(Глаза… его глаза — зеленые… не бело-синие, но лицо… Боги, это же…)
— Напоминаю кого-то, Чемпион? — Император уже не грохотал, его голос сделался приятным… и тоже очень похожим на…
— Нет, — пригнулся Лю. — Нет…
— Да, Лю Кэнг. Ты узнаешь во мне своего покровителя, Рэйдена, не так ли?..
— Нет! — Лю рванулся к Императору, чтобы ударить… не видеть, не понимать, не…
Мановением руки Шао Канн сдержал его.
— Прежде, чем мы начнем поединок, Чемпион, — сказал он. — Разреши рассказать тебе кое-что.
— Мне не о чем с тобой говорить, тиран! — завопил Лю. Почему… почему у Врага — лик Рэйдена?!
(потому, что Манвэ и Моргот — братья в мыслях Единого… Абсолютное Зло и Добро — половинки целого, как Тьма и Свет… вот правда)
— Ты — брат Рэйдена? — спросил Лю, слегка успокаиваясь. Не давать ему премущество. Он ошарашил его, верно. Но Лю справится… подумаешь, братья. И у хорошего дерева вырастают дурные плоды.
— Да, Чемпион, — отвечал Император, кладя маску на трон. — А теперь услышь еще кое-что… Обо мне, о моем брате, о нашем отце — Шинноке…
— Шинноке?! — подпрыгнул Лю.
Еще ушат ледяной воды. Процесс привыкания запущен…
— Да. Не перебивай и слушай, Чемпион, и только после этого суди — своим светлым судом, — Император выделил предпоследнее слово.
Лю кивнул.
— Тебе известна легенда о Шинноке и Ариенрод, Лю, — Шао Канн не спрашивал, утверждал, и в глубине Лю словно трещинка промелькнула: он следил за нами… за ним и Китаной. Подсматривал… черт! — И о проклятой Богине Рэй, верно?.. Так вот, Рэй — дочь Шиннока и Ариенрод… следовательно, моя и Рэйдена сестра.
— Вот оно что! — усмехнулся Лю. — Шиннок проклял собственную дочь! Вполне в вашем стиле, тираны!..
— Не перебивай, Чемпион, — Шао Канн удивительно напоминал Шэнг-Цунга… правда, не торжествовал. — После того, как Рэй вернулась победительницей, и потребовала в награду судьбу смертной девы, что провела бы она подле возлюбленного ее — Древние Боги испугались. Они посчитали, что Хаос заразил ее, что решение ее — безумно, а смертный — недостоин любви Богини. И они приказали Шинноку — а только отец в состоянии наложить Истинное Проклятье — покарать непокорную дочь. Три года Шиннок не соглашался, три года Ариенрод умоляла Совет пощадить ее, но неумолимы были Древние Боги. "Это во благо всем, это предупредит дальнейшие войны и непокорность", — вещали они… И встал Шиннок с его трона, и был он — жив и мертв одновременно, и покорился воле собратьев… Наложил он Проклятие Файоли на Рэй, Богиню — Солнечный Луч, и с тех пор не светит солнце в Обители Богов…
А потом… потом он вернулся в его дом, где Ариенрод безмолвно оплакивала заживо похороненную дочь. А я — старший сын, я швырнул отцу: "Ты — раб Древних Богов?! Ты — не Тьма, ты — меньше, чем тень — у ног собратьев твоих!" Я думал, что он разгневается… убьет меня… и я желал смерти, потому что я любил Рэй, она была — настоящий Солнечный Луч, беспечно-танцующая, она дарила радость воинам и детям, даже в страшные годы Власти Хаоса она — символом надежды являлась Богам и смертным… я не мог смириться с ее ужасной участью. И тогда заплакал Шиннок, и взял свое оружие — алебарду Тьмы — и рек: "Спущусь я в Не-Мир, где ныне заточен Хаос, овладею им и обращу в созидающую силу, и тем освобожу Рэй…"
Я последовал за ним, Лю Кэнг. Я — спустился в Не-Мир. А вот брат мой, Рэйден — нет… он отговаривал отца освобождать Рэй. С самого начала. Он доверял Богам. Они мудры и всеблаги, повторял он. Мудры… Всеблаги…
Шао Канн сбился. Эмеральдовое сияние померкло. Лю почудилось, что в глазницах Императора поблескивают слезы… невыплаканные, запретные…
(Нет! Он — всеобщий Враг… ему неведома жалость… и любовь!)
(любовь — только для светлых и чистеньких, а?)
Лю Кэнг подумал о Милине. Такая "любовь" — тупая похоть, возможно, и ведома Канну… но не святое чувство к отцу, матери… сестре…