В предисловии к 118‐му псалму, истолкованному Святителем Феофаном Затворником, дано следующее объяснение:
Сто восемнадцатый псалом отличается от других псалмов такими видными особенностями, которых нельзя не заметить с первого же раза. <…>
Есть и еще одна характеристическая особенность этого псалма; в переводах греческом и славянском, как и во всяком другом, ее не видно, а в подлиннике еврейском она прямо бросается в глаза. Это то, что псалом расположен по алфавитному акростиху, и притом не так, чтобы каждый стих начинался новою буквою, следующею за начальною буквою предыдущего стиха, например, чтобы первый стих начинался с «а», второй с «б», третий с «г»; но каждою буквою начинаются восемь стихов подряд, потом другие восемь стихов начинаются следующею буквою. Таким образом, восемь стихов первых начинаются с «а», восемь следующих с «б», и так далее. Всего в еврейской азбуке 22 буквы. Положив на каждую по восьми стихов, выйдет 176 стихов. Столько их и есть в псалме595.
Известно также, что «в древнейшей славянской поэзии были очень распространены азбучные стихи – жанр, опиравшийся на богатую византийскую традицию…»596. Они представляли собой «акростих: начальные слова стихотворных строчек соответствуют названиям или наименованиям славянских букв»597.
Вот начальная часть наиболее известного стихотворения этой традиции «Аз есмь всему миру свет», или «Азбука толковая о Христе» (в более поздних списках – «Христова азбука»):
По мнению некоторых специалистов, сам славянский алфавит можно рассматривать как азбучный текст:
В целом же в первых 27 наименованиях букв глаголицы прочитывается вдохновенное пятистишное «Благовествование от Кирилла», хотя и очень краткое в силу своего особого жанра, но позволяющее прочувствовать вселенскую евангельскую радость преодоления смерти жертвенным подвигом Богочеловека:
Дидактическую роль азбучный тип построения текста играл и в новейшее время: от Я. А. Коменского и Кариона Истомина до советских и постсоветских азбук и букварей, написанных классиками русской литературы (от К. Д. Ушинского и Л. Н. Толстого до С. Маршака и Г. Сапгира)600. Напомним, как оценивал свою работу над этим «прикладным» сочинением автор «Войны и мира»: «Пишу я эти последние года “Азбуку”… <…> Гордые мечты мои об этой “Азбуке” вот какие: по этой “Азбуке” только будут учиться два поколения русских всех детей от царских до мужицких, и первые впечатления поэтические получат из нее, и что, написав эту “Азбуку”, мне можно будет спокойно умереть» (из письма Л. Н. Толстого к А. А. Толстой от 12 января 1872 г.)601.
К началу ХХ в. в азбучной форме начинают создаваться юмористические и сатирические сочинения. Так, в 1919 г. В. Маяковский пишет стихотворную «Советскую азбуку»:
Интересно, что в печати русского Зарубежья появляется и немало сатирических «антисоветских» азбук. Для нас эта линия особенно важна, потому что имеет непосредственное отношение к приговским текстам.
Не менее любопытен также опыт М. Кузмина, создавшего в 1920‐х гг. вполне серьезную стихотворную азбуку-стилизацию:
1. Айва разделена на золотые, для любви, половинки. Предложить – вопрос, отведать – ответ.
2. Желтая бабочка одна трепещет душою на медовых шероховатых округлостях, пока не появится
3. всадник, и не будет
4. гостем.
5. Друг, —
6. он редок, как единорог, что завлек Александра Рогатого на заводи, где вырос город для счастья любви,
7. он слаще жасмина,
8. вернее звезды (в море, над лиловой тучей, в одиноком бедном окне).
9. Италия, вторая родина, нас примет! Коринфская капитель обрушилась, как головка спелой спаржи, и обломок стоит в плюще под павлиньим небом, как переполненная осенними, лопающимися от зрелой щедроты плодами, корзина.
10. И ты, Китай, флейтой лунных холмов колдуешь дружбу.
11. Лодка, лодка! место – двоим, третий тонет,
12. и мандолина миндально горчит слух. Испано-Рим и арабо-Венеция загробным кузнечиком гнусаво трещат, как крылышком богини Пэйто – убеждения.
13. Навес полосатый и легкий скроет твою убежденность, когда язычок умолкнет.
14. С облака на облако третий скачет все выше к фазаньим перьям зари. Дитя вдохновенья.
15. Пастух на синих склонах.
16. Рыбак усердно каплет.
17. Сыпется снег на черно-зеленый мох.
18. Еще неизвестная, но уже полная значенья тропа на свиданье —
19. и утро, возвращенье.
20. Фонарь тушится. Он не нужен.
21. Огромный холм, как комод, как Арарат,
22. внизу часовой, будто убежал ангел из восточного рая.
23. Наконец, шатер, как скиния наслаждения, он закрыт.
24. Щегленок поет невинно для отвода глаз.
25. Но эхо перекладывает все это в другую тональность двусмысленно и соблазнительно.
26. Из шатра выходит юноша.
27. Он как яблоня. Впрочем, у шатра и вырастает яблоня, словно для сравнения не в свою пользу603.
Здесь важно то, что буквы алфавита, как нередко и у Пригова, расположены не в абсолютном начале строк, а в самых разных местах. C них, как правило, начинаются опорные слова текста. Кроме того, в ряде случаев инициальные буквы начинают не одно, а два и более слов в одной строке: «мандолина миндально», «С облака на облако», «Сыпется снег» и т. д.
Для нас важен и так называемый псевдо-Барков, на авторитет которого ссылается Пригов в первом предуведомлении604. Рассуждая о традиции, которую продолжает его сочинение, он сразу после древнерусских текстов упоминает азбуку
595
Святитель Феофан Затворник. Толкование на псалом 118. Предисловие [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://hesychia.in.ua/theof_ps_cont.htm#pref. Загл. с экрана.
596
599
600
Ср.: «Связывать в представлении ребенка букву с каким‐то предметом, название которого обычно начинается с этой буквы, – старый, испытанный дидактический прием» (
602
603
Без заглавия (РГАЛИ, ф. 232, oп. 1, ед. хр. 28, л. 77). Цит. по:
604
Имеется в виду приписываемая И. Баркову стихотворная обсценная «Азбука», написанная намного позже – в ХХ в.