Но затем пришли свежие донесения об уничтожении других кораблей и атаках на другие миссии. На сей раз Мортарион уделил скорбным новостям куда больше внимания. В последующие годы воспоминания о событиях этих дней наводили примарха на размышления, а не предчувствие ли заставило его обратить взор к Галаспару и с нетерпением ожидать свежих вестей из звёздного скопления.
Именно сведения, отправленные шпионскими кораблями, и отчёты участников миссий по инфильтрации превратили Галаспар из предмета интереса в навязчивую идею. В отчётах не было подробностей, которые хотел бы видеть примарх, но они были достаточно чёткими, чтобы обрисовать военную диспозицию Ордена. Что ещё важнее, они раскрывали естество этой империи. Мортарион увидел рабство. Он увидел абсолютную тиранию, а также то, что держалась она только на собственной силе и убеждении, будто власть дарована исключительно её правителям.
Пока Мортарион просматривал и пересматривал краткие, фрагментарные записи о людях, превращённых в движимое имущество хозяевами токсичного мира, воспоминания о Барбарусе, никогда не покидавшие его разум, становились всё более и более настойчивыми. Воспоминания о несчастных людях, игрушках Властителей. Им было не под силу противостоять своим угнетателям. Не было сил даже начать мечтать о сопротивлении. Но они сражались, о да. Боролись, чтобы остаться в живых, но всегда терпели неудачу. Им удавалось выживать только благодаря удовольствию господ Барбаруса, а заключалось удовольствие Властителей не только в истреблении людей, но и в ужасе тех, кому дозволялось прожить ещё один день.
Ужас. Долгое время Мортарион не понимал значения этого слова, будучи воспитанным кошмарами, стремившимися сделать его одним из них. Его приёмный отец вырастил примарха в высокогорной крепости, окутанной ядовитыми облаками и окружённой зубчатыми стенами из камня и железа, которые постоянно гноились, словно бы оплакивая крокодиловыми слезами пребывавшие во власти ужаса низменности. Тем не менее, Мортарион чувствовал, что ему потребовалось больше времени, чем следовало бы, чтобы заинтересоваться существами, которые в конечном итоге принадлежали к тому же биологическому виду, что и он сам. Он не видел их ужаса, пока не спустился с гор, предоставив своему чудовищному отцу самому участвовать в междоусобных войнах мелких богов.
Когда Мортарион увидел мир как человек, а не сын Властителя, он узрел весь масштаб господских преступлений. Хозяевам Барбаруса было недостаточно собирать людей для игр или в качестве сырья для своих извращённых прихотей. На несчастных смертных следовало спустить существ, вытащенных из самых потаённых кошмаров человеческого рода. Их близкие умирали, а затем возвращались в образе неуклюжей мешанины из трупов, сшитых проволокой воедино; подвергнутая реанимации изуродованная и искалеченная плоть превращалась в безмозглых убийц, брошенных пожинать жатву среди живых. Чудища были достаточно узнаваемы, чтобы жертвы понимали, кто на них напал. Перед смертью люди впадали в отчаянье, зная, что их страдания продолжатся и в не-жизни.
Приятное развлечение для Властителей, сокрушавших умы и дух людей чистой мощью воплощённых ночных кошмаров.
Люди Барбаруса познали все возможные формы рабства. Когда Мортарион увидел это, когда он наконец-то осознал весь масштаб их угнетения — именно тогда примарх понял, как положить этому конец. Чтобы человечество обрело свободу, его угнетатели должны были умереть. Решение казалось простым, но за его простотой скрывались глубокие последствия. Защитить людей от Властителей было недостаточно, ибо страх перед их возвращением продолжит жить. Но если тираны будут истреблены, вернуться назад они больше не смогут.
С каждым убитым Властителем Мортарион ещё на шаг приближался к освобождению Барбаруса. Когда люди увидели, что даже кошмары могут умереть, они наконец-то начали сражаться с подлинной надеждой, в то время как Мортарион наделил их средствами и навыками, чтобы придать борьбе реальную силу. Его миссия обретала всё большую ясность. Он освободит Барбарус путём очищающего разрушения, убивая Властителей одного за другим, пока не останется ни одного.
Такова была его миссия, и он оставил её незавершённой. Ему не удалось убить своего приёмного отца. Вместо этого с чудовищем покончил другой Отец Мортариона.