В июне лидеров полинезийских партий пригласили совершить еще одну приятную поездку в Париж. С ка кой целью, они толком не поняли, ибо Стирн объявил им, что он, к сожалению, еще не закончил выработку законопроекта, обобщающего все их требования и пожелания. Кое-кто из его собеседников довольно решительно подчеркнул, что хорошо бы побольше дела и поменьше слов. Тем не менее в целом преобладало оптимистическое настроение.
Оптимизму разом пришел конец, когда в середине сентября почта наконец доставила текст законопроекта. В первый момент депутаты Территориальной ассамблеи готовы были даже заподозрить, что в почтовой экспедиции что-то напутали, ибо присланный текст ничем не отличался от колониальных кодексов прошлого века, хранившихся в пыльных архивах министерства. Народные избранники не только не получали больше прав — их даже лишали ряда полномочий. Они передавались представляющему парижское правительство губернатору. Соответственно губернатор впредь должен быть именоваться верховным комиссаром — громкий титул, который присваивался в середине XIX века наместникам императора Наполеона III во французских колониях. Это было чересчур даже для лидера «независимых» Ванизета, француза по происхождению. Он так красноречиво выразил всеобщее недовольство, что был избран председателем Территориальной ассамблеи взамен голлиста Флосса. Еще больше возмутились полинезийские политики, ознакомившись с изложенной в прессе, по радио и телевидению изящной мотивировкой Стирна, — почему он выдвинул проект, идущий наперекор их пожеланиям. Если отбросить риторику, суть объяснения заключалась в том, что он, Стирн, лучше сенатора, депутата Национального собрания, всей Территориальной ассамблеи и партийных лидеров знал, какого правления желает полинезийский народ, поскольку он «лично совещался» с множеством авторитетных лиц во время своего короткого мартовского визита на острова! Председатель Территориальной ассамблеи Ванизет потребовал, чтобы его принял президент Жискар д’Эстен, а Сэнфорд обратился к Национальному собранию с посланием, в котором резко осуждал фарисейские маневры Стирна и указывал, что, во-первых, полинезийские партии большинства 20 лет требуют автономии, а во-вторых, его самого неоднократно переизбирали благодаря программе с требованием автономии и прекращения ядерных испытаний.
«Не так давно французское правительство устроило в Полинезии референдум, чтобы выяснить, как мы смотрим на то, чтобы Дания и Ирландия вошли в состав Европейского экономического сообщества, — иронизировал Сэнфорд. — Так почему не дать нам возможность таким же способом решить собственную судьбу? Такой метод выявления воли народа представляется мне гораздо более точным и объективным, чем тот, которым пользуется Стирн».
Волей-неволей пришлось Стирну сбросить маску. Красный от негодования, забыв о всякой элегантности, он выбежал на трибуну и дрожащим голосом заявил, что Полинезия может получить автономию — коли на то пошло, пожалуйста. Но в таком случае тотчас будет прекращена всякая экономическая и техническая помощь со стороны Франции. Это была неудачная угроза; полинезийские автономисты восприняли ее с великой радостью и от души надеялись, что Стирн не замедлит ее осуществить. Да только напрасно надеялись: ведь Франции было необходимо продолжать испытания баллистических ракет на Фангатауфе и Моруроа.
48. ОПЕРАЦИЯ «ОТКРЫТЫЙ АТОЛЛ»
В то время как Стирн проводил столь своеобразные опросы общественного мнения в Полинезии, народы и правительства других стран Тихоокеанского региона все громче и настойчивее спрашивали, чем, собственно, занимаются французские военные на островах Туамоту. Когда журналисты в октябре 1973 года посетили атолл Фангатауфа, руководитель экспериментов заверил их, что в следующем году будет готова первая скважина. Жискар д’Эстен не менее категорически заявил весной 1974 года, что начиная с 1975 года ЦТИ будет проводить только подземные испытания. В феврале 1975 года всем морским судам было запрещено приближаться к Фангатауфе ближе чем на 30 морских миль. После этого месяц за месяцем ничего не происходило.
Но вот в мае кто-то проговорился, что военные мешкают из-за недостаточного знакомства с геологической структурой Фангатауфы, Моруроа и прилегающих участков морского дна: если есть трещины, они после атомного взрыва могут увеличиться. Руководство ЦТИ решило вызвать для консультаций французского вулканолога Гаруна Тазиева. Полинезийские партийные лидеры проведали об этом, но военные успели спрятать от них Тазиева и вернуть его в Париж, прежде чем посторонние гражданские лица смогли до него добраться. Однако зажать рот Тазиеву было невозможно, и, когда уже но Франции к нему обратился один корреспондент, выяснилось, что знаменитый вулканолог согласен рассказать о виденном и сделанном. «Я против всяких испытаний ядерного оружия, — заявил Тазиев. — Из того, что я принял приглашение военных посетить Фангатауфу, вовсе не следует, что я одобряю эти эксперименты». Подчеркнув затем, что нам очень мало известно о геологическом строении тихоокеанских вулканов, он отметил, что «некоторые горные породы из-за своей ноздреватости и непрочности способны при взрыве пропустить радиоактивные частицы». Он откровенно признал, что видел на Фангатауфе лишь то, что военные соизволили ему показать, а этого мало, чтобы решить, насколько безопасны планируемые эксперименты. Вот его вывод: «Поскольку испытания все равно состоятся, лучше всего поручить наблюдение за ними беспристрастному научному органу».
Вскоре после этого, 7 июня 1975 года, австралийское правительство сообщило, что, по данным сейсмографических наблюдений, в юго-восточной части архипелага Туамоту был произведен подземный взрыв. Два дня спустя французское министерство обороны подтвердило, что в цоколе Фангатауфы, на глубине 623 метров, была взорвана бомба мощностью восемь килотонн. Еженедельник «Пуэн» 16 июня так поведал об этом событии:
После первого французского подземного взрыва на атолле Фангатауфа царившее среди ядерных специалистов и военных беспокойство сменилось ликованием. Все расчеты оправдались, и первый из запланированной краткосрочной серии четырех экспериментов, следующих один за другим, можно считать во всех отношениях успешным. Тревога была вызвана риском, что атолл даст трещину и произойдет загрязнение океана.
Это был тот самый случай, когда и хочется поверить, да нельзя. В самом деле, военные еще не успели произвести бурение после взрыва и проверить, насколько пострадал внутри цоколь атолла, есть ли утечки. Не было у них и водолазного снаряжения для внешнего обследования цоколя на глубине 623 метров. Даже если на сей раз все сошло благополучно, это далеко не означало, что атолл выдержит более мощные взрывы.
Как и следовало ожидать, общественность Австралии, Новой Зеландии и других стран Тихоокеанского региона встретила восторженные французские коммюнике с большим недоверием. Конечно, лучшим способом положить конец этому брюзжанию было бы допустить на острова, где проводились ядерные испытания, комиссию из геологов, специалистов по ядерной физике, биологов и врачей— желательно представляющих разные страны и международные исследовательские организации. И уж конечно членов Научного комитета по действию атомной радиации ООН, заседающих в небоскребе на Манхэттене. Тем более что Генеральная ассамблея ООН незадолго до этого утвердила резолюцию, призывающую комитет осуществлять такие инспекционные поездки. Единственное, что для этого требовалось, — разрешение правительства, проводящего ядерные испытания…