Дождавшись, пока журналисты кончат смеяться, Сэнфорд выложил свой главный козырь. Речь шла о вывезенной тайком пробке из первой скважины на Фангатауфе, переданной ему одним из рабочих. Пробка была ноздреватая, словно швейцарский сыр. А вот итоги тщательных геологических исследований «атомных» атоллов, призванных доказать безвредность испытаний, так до сих пор никто и не видел.
Хуже всего то, что иностранные наблюдатели, следившие за осадками после атмосферных испытаний, не могут измерить радиоактивность от многочисленных подводных взрывов, которые будут произведены на Моруроа в ближайшее десятилетие. Разве что она выявится через много лет, когда жители других островов Океании съедят зараженных радиацией улиток турбо, двустворчатых и головоногих моллюсков, черепах, рыб и других морских животных.
49. НЕ ПРИБЕГНУТЬ ЛИ НАМ
К АФРИКАНСКИМ МЕТОДАМ!
Поскольку военное командование из экономии было вынуждено перевести основную часть своего персонал.1 и снаряжения на Хао и Моруроа, возникла новая «геополитическая» ситуация, в которой французское правительство испытывало большой соблазн повторить нечестный прием, успешно примененный им в другой боровшейся за свободу стране — на Коморских островах в Индийском океане. Дело в том, что один из этих островов, Майотта, располагал хорошей гаванью, необходимой французскому флоту. А потому французские агенты всячески поощряли жителей этого острова, заметно отличающихся по языку и культуре от обитателей других островов архипелага, добиваться присоединения к Франции. Инспирированный французами референдум принес желаемый результат, после чего Национальное собрание Франции, несмотря на яростные протесты новой Независимой Федеральной Республики Коморские острова, живо утвердило закон, превративший Майотту во французский заморский департамент. На всякий случай на острове сразу же расквартировали несколько полков иностранного легиона.
Хитрая политика раскола как будто сулила хорошие результаты и во Французской Полинезии, где 80–90 процентов по преимуществу католического населения Туамоту и Маркизских островов неизменно голосовало за де Голля и местных голлистских деятелей, тогда как большинство жителей других островов составляли протестанты и автономисты. Французскому правительству было достаточно перед очередными выборами в Национальное собрание поделить указом Французскую Полинезию на два избирательных округа, восточный и западный: после этого новый голлистский депутат от Туамоту и Маркизов от имени легковерных островитян потребовал бы включения названных островов во Французскую Республику в качестве нового департамента. Естественно, подобный ход событий вызвал бы негодование автономистов на Таити и прочих островах. Ну и что? В новой ситуации французское правительство, несомненно, сразу бы узрело факт, который оно до тех пор упорно отказывалось признавать: стремление широких кругов общественности к автономии и даже к полной независимости. И сняло бы с себя ответственность за непокорные острова. Пуванаа, Теарики, Сэнфорд и прочие беспринципные агитаторы всегда относились к «метрополии» с черной неблагодарностью. Пусть же попробуют сами решать свои проблемы. Без технической помощи и без миллионов, которые Франция так любезно даровала до сих пор.
Однако, прежде чем Жискар д’Эстен успел довести до конца свои планы раздела Полинезии, состоялся ряд международных конференций по морскому праву, исход которых сразу умерил пыл президента и вынудил его, в конце концов, повернуть на 180 градусов. Как известно, проведенные под эгидой ООН упомянутые конференции кончились провалом, и все больше государств, обладающих протяженными морскими границами, стали явочным порядком распространять свой контроль на 200-мильную зону. В итоге тихоокеанские владения вдруг приобрели для Франции новую ценность, уже не военную, а экономическую, поскольку океан вокруг полинезийских и меланезийских островов чрезвычайно богат рыбой, нефтью и железо-марганцевыми конкрециями. Вот почему французское правительство, вместо того чтобы отделить Маркизские острова и Туамоту и обеспечить военным возможность проводить без помех ядерные испытания, направило в 1975 году на Таити Стирна, поручив ему любыми средствами убедить местных лидеров согласиться на новую конституцию, превращающую Французскую Полинезию в департамент наподобие Майотты.
Энергичнее всех протестовал, как обычно, Фрэнсис Сэнфорд. Случай помог ему публично изложить свою позицию в Париже уже 5 ноября 1975 года, когда на его долю выпала неслыханная честь: ему выделили целых пять минут для выступления в Национальном собрании во время дебатов по вопросу об очередном годовом бюджете заморских территорий. Сэнфорд начал свою речь убедительным сравнением:
«Если остальные острова Океании, бывшие британскими, австралийскими и новозеландскими владениями, давно стали независимыми государствами, то во Французской Полинезии все наши попытки изменить и модернизировать нынешнюю колониальную форму правления, сложившуюся еще во времена парусного флота, неизменно подавлялись, сперва генералом де Голлем, потом его преемником президентом Помпиду».
Проиллюстрировав свои обвинения коротким рассказом о долгих мытарствах Пуванаа, Сэнфорд обрушился с резкой критикой на нового французского президента:
«Не без надежды слушал я 30 мая 1974 года программное заявление Жискар д’Эстена, зачитанное здесь председателем Национального собрания. Лично мне, естественно, больше всего пришлась по душе готовность президента (привожу буквально его слова) «отныне всюду в мире отстаивать дело свободы и право всех народов на самоуправление». Правда, я тогда спросил себя, будет ли эта прекрасная либеральная политика применяться только к британским, голландским, португальским и испанским колониям или также по отношению к французским владениям. К моей радости, новый министр Оливье Стирн тотчас развеял мои сомнения. Во время беседы в его кабинете он заверил меня, что в соответствии с упомянутым выше программным заявлением собирается даровать Французской Полинезии новую конституцию — столь либеральную, что следующим шагом может быть только полная независимость. Мой коллега Рок Пиджо, депутат Новой Каледонии, участвовал в этой беседе и может подтвердить, что именно таким было обещание министра Стирна.
Вскоре после этого господин Стирн посетил Таити, чтобы, как он сам говорил, составить себе лучшее представление о наших проблемах и пожеланиях. Он произнес много прекрасных речей, в которых чаще всего повторялись слова «диалог», «взаимопонимание» и «реформы». Под конец визита мы услышали новое замечательное обещание: в ту же осень 1975 года он представит Национальному собранию исторический правительственный проект, предлагающий даровать нам автономию. Что же видим мы сегодня, год спустя? Мы видим, что, как ни стараются авторы замаскировать этот печальный факт туманным юридическим жаргоном, законопроект, с текстом которого нам наконец удалось познакомиться, не только сохраняет, но и упрочивает существующее колониальное правление. Я позволю себе задать вам вопрос, ясно показывающий, о чем идет речь. Губернатор — назначаемый французским правительством чиновник — выполняет у нас в одно и то же время роль президента и премьер-министра. Сочли бы вы допустимым, чтобы ваша страна, Франция, единолично управлялась чиновником, который не был бы ответственным перед Национальным собранием? Уверен, что нет. Мы, полинезийцы, требуем всего лишь такой же демократической системы, какая действует во Франции, — с премьер-министром и правительством, утвержденными депутатами нашего парламента и ответственными только перед ним».
Свою поневоле короткую речь Сэнфорд заключил следующим предупреждением:
«В нашей долгой борьбе против колониального господства мы, полинезийцы, до сих пор держались в рамках закона и избегали беспорядков. Но теперь нам становится ясно, что именно наше законопослушание и наша сдержанность повинны в том, что французское правительство пренебрегало и продолжает пренебрегать нашими пожеланиями. Да, к сожалению это так, в чем легко убедиться, если сравнить наше положение с положением во Французском Сомали. Время от времени там происходят беспорядки и кровопролитие, после чего правительство Франции спешит выполнить пожелания сомалийцев. Этот способ позволил им еще десять лет назад добиться того, в чем Париж упорно отказывает нам, — права иметь выборное правительство во главе с премьер-министром, которое самостоятельно ведает делами своей страны. Неужели единственный способ заставить Париж прислушаться к нам — это применить африканские или корсиканские методы?»